Знаешь, дорогая, как говорится, не всякая Наталья — Питерская, не всякий Андрей — Кронштадтский. Уж больно мало святых на этой грешной земле. Так что не осуждай, а пристальней в себя загляни. Вот ты примерной женой своему Андрею всегда была? – бабуля моя прищурила глазик, будто ответ заведомо знала.
– Бабуля, Андрей ушёл к моей же подружке! Где тут правда? Молчать, что ли? – кипела я от обиды.
– Уж точно не нестись к Андрею на службу и на начальство не жаловаться, что муж-то твой – бабник. Осрамишься – вот и всё. Знавали таких… Обманутые бегали по парткомам, в слёзах да соплях. А любовь указов не слушает и запретов не знает. Не выйдет, внучка. Смирись. А время всё покажет, – спокойно так бабуля ответила.
Весть про мужа-изменника с подругой-предательницей её нисколечко не взволновала. Будто дело житейское.
Хм, «смирись» – легко на словах. Подруга Настя – редкая стерва оказалась, змея подколодная. Своего мужа едва отгремела, за моего сразу взялась. Да не бывать этому! Не отдам!
Бывало, поглядывал мой Андрей на Настю. Помню, всей компанией в баню сходили. Так он глаз с неё не сводил. Кот на сало смотрел. Только что руками не ощупывал глазами подругу в простыне белой. Я всему этому как-то значения не придавала.
Настя, конечно, красотка, мягкая, сердечная. И что? Андрюша со мной шестнадцать лет прожил, сын Данила растёт. Была уверена – семья моя крепка, никакая дурная сила её не сломит.
У Насти с Гришей детишек не было. Знаю, Настя страшно печалилась. Гриша помалкивал больше. Думаю, по-мужицки переживал. Дружили семьями. Часто за город выезжали, отпуск вместе проводили. Веселились от души. Да, видно, всему свой черёд. Беда уже на пороге стояла, усмехалась.
– Даша, Гришу «Скорая» увезла. Инфаркт. Боже, говорила же ему: «Давай из дома малютки ребёночка возьмём!». Нет, молчал да хмурый делался. Теперь вот не знаю, чего и ждать. Выберется? – несчастная Настя рыдала в голос.
– Успокойся, Настенька! Всё уладится! Гриша парень крепкий, – искренне её успокаивал.
– Ох, Даш, как без Гриши, и представить нелегко! Он у меня – солнышко моё. И утешит, и поддержит. Что я одна-то буду? – всхлипывала подруга.
– Не хорони раньше времени, Настя. Соберись. Тряпкой не будь. Макияж, маникюр, причёска… Улыбочку – и вперёд к мужу в больницу! Гриша в тебя влюбится заново и быстрее выздоровеет…
Тогда всё хорошо кончилось. Гришу подлатали, на ноги подняли. Жизнь текла себе потихоньку.
Вскорости Григорий с Настасьей удочерили трёхлетнюю Машеньку. Семья была на седьмом небе.
– Вот теперь и помирать не страшно! – вдруг вымолвил Гриша за праздничным столом.
– Да ты что? Теперь только жить, дочку поднимать, – изумились мы нежданным речам.
– Говорю к тому, что век даром не прошёл. Хоть одну детскую душу пригрел. На Настю-жену надеюсь. Справится. Если что… пусть замуж идёт, не запрещаю… – глядел Григорий с неизбывной грустью.
– Ой, Гриша, брось! Выпьем лучше за наше счастье семейное! – мой Андрей тост поднял.
На том и позабыли горечь его слов. До поры…
Ангел смерти стучит в каждую дверь. Не уберёг себя Григорий. Второй удар по миру не дал. Покоится вечным сном.
Осталась Настасья с приёмной дочкой. Пережила мужа положенное время, пришла в себя. Насте было под тридцать. Подруга сменила имидж: была блондинка – стала брюнетка огненная, гардероб новый, стала улыбаться чаще. Праздники мы по-прежнему вместе справляли.
Мой Андрей каждой встречи ждал. При Насте он искрился остротами, хохотал невпопад, уж больно старался угодить вдове молодой. И Машеньку на руки брал постоянно
Да лишь изредка по ночам скупую слезу роняла на свалку былого, а к утру уже снова тихо смотрела на шумный город из окна, где для новой надежды всегда найдется щель в нахмурившихся тучах после грозы.
Любовь вне границ
