“Лучше тесниться в съёмной однушке, чем быть в одной хате с тёщей”
— Кирилл, когда это кончится?! — голос Алёны дрогнул, обнажая усталость и безысходность. — Мы женаты два года, а всё ещё ютимся у твоей мамы. Сколько можно терпеть?
— А что тебе не нравится? — нахмурился муж. — Крыша есть, еда на столе. Твоей квартиры нет, а съёмная — не по карману. Мама готовит, помогает. В чём проблема?
— Лучше клоповник съёмный, чем жить с твоей матерью… — прошептала Алёна.
Кирилл только развёл руками.
— Ну так поезжай к своей матери в деревню под Псковом, бросай работу. Я остаюсь. Я городской человек.
От этих слов Алёну сковало ледяное отчаяние. Да, она родилась в глухой деревне, откуда еле выбралась. Но разве она виновата, что судьба привела её в Москву, где она встретила мужа, нашла работу, попыталась построить жизнь? А теперь ей словно говорят: *Ты здесь чужая*.
Жить под одной крышей с тёщей стало невыносимо. Для Кирилла, конечно, всё было идеально — мать его боготворила, не пилила, не воспитывала. Но Алёна оказалась врагом — чуждой женщиной, «уведшей» её сына.
Галина Петровна овдовела молодая. Кирилла поднимала одна. Теперь весь её мир крутился вокруг него. Потому с первого дня она видела в Алёне соперницу. Внешне — вежливая, улыбка до ушей. Но стоило мужу выйти, как начинался тихий террор.
Сначала тёща принялась учить Алёну, как мыть посуду и ставить тарелки в шкаф. Потом достал чай — то «как помои», то «горькая бурда». Однажды даже заявила, что Алёна губит здоровье сына, кладя в чай две ложки сахара.
Её стряпня стала отдельной пыткой. Любое блюдо Галина Петровна либо не ела, либо выбрасывала со словами: «Собакам скормлю». Алёна чувствовала себя чужой в этом доме. Уходила на работу на рассвете, возвращалась затемно — лишь бы меньше видеть этот взгляд, полный презрения.
Даже если на столе лежала неубранная салфетка — сразу следовало: «У тебя в деревне, наверное, свинарники чище». Ни тепла, ни уважения. Только колкие намёки, язвительные ухмылки, ледяное молчание.
Однажды Алёна сломалась. Взяла сумку и уехала в ту самую деревню, откуда мечтала сбежать. Сидела у старого окна, смотрела на серое небо и плакала. Не от обиды — от пустоты. Потому что больше не могла бороться. Потому что муж был не на её стороне.
Прошли месяцы. Боль притупилась. И тогда пришло понимание: молчать было ошибкой. Надо было сразу сказать Кириллу жёстко, прямо, без намёков. Требовать поддержки, а не сжимать зубы в одиночку. Ведь если муж молчит — это тоже ответ.
Теперь Алёна знает: жить с чужой женщиной, даже если она мать мужа, — игра с огнём. Особенно когда ты одна против двоих. Но сдаваться нельзя. Брак можно спасти, если биться вместе. А не одной за обоих.
Так кто же прав — Алёна или Кирилл? Можно ли ужиться с тёщей, или при первых намёках на гнёт стоит бежать?.
