Вадим распахнул окно и взгромоздился на подоконник. Чёрная бездна асфальта внизу одновременно манила и пугала.
Жизнь — как лесная тропа: крутится, петляет, и не угадаешь, куда выведет. Вадим Соколов и представить не мог, что сначала потеряет всё, а потом неожиданно обретёт счастье вновь.
Жениться он не спешил — ждал родственную душу. Когда увидел Ольгу в кафе, сердце ёкнуло — вот она. Без раздумий подсел, заговорил. Оказалось, у них столько общего: одни и те же книги, фильмы, оба обожали коньки, мечтали о большой семье, детях.
Всё шло как по маслу, только детей всё не было. Ольга ходила по врачам, лечилась, даже по святым местам ездила — надежду не теряла. И однажды решила, что беременна. В больницу не спешила, ждала — вдруг ошибка? Но когда живот стал расти, пошла в консультацию.
Оказалось, не беременность, а опухоль. Каждый раз, заходя с Ольгой в онкоцентр, Вадим ловил на себе пустые, застывшие взгляды больных — будто они вслушивались в себя. Скоро такой же взгляд появился и у Ольги.
Вадим не отходил от жены ни на шаг. Сначала взял отпуск, потом отгулы, потом врач, сжалившись, выписала ему больничный. Но начальник вызвал и поставил ультиматум — либо на работу, либо увольнение. Вадим написал заявление.
Днём и ночью он ухаживал за женой. Держал её за руку, когда та задыхалась, шептал молитвы — пусть Бог заберёт их вместе, не разлучает.
Но чуда не случилось. Через три месяца Ольги не стало.
После похорон Вадим вернулся в пустую квартиру. Халат жены месяц висел на спинке стула — казалось, вот-вот она наденет его. В прихожие стояли её сапоги, висела дублёнка, купленная прошлой весной по скидке. Везде — Ольга, любимая, единственная, так рано ушедшая.
Вадим вжался лицом в подушку, ещё хранившую её аромат, и зарыдал. Потом сходил в магазин, купил две бутылки водки. Утром поднялся с трудом — боль, которая отступила накануне, накрыла с новой силой. Вылил недопитую водку в раковину. Хотя какая разница? Без Ольги жить не хотелось.
Днём ещё можно было отвлечься, но ночью тоска душила. Как-то раз он стоял у окна, глядя на ночной город. Что его здесь держит? Квартира? Чёрт с ней. Ни работы, ни жены, ни детей. Вадим открыл окно и влез на подоконник. Чёрный асфальт внизу манил и пугал. Четвёртый этаж — не так уж высоко. А если не насмерть?
В дверь позвонили. На мгновение Вадим застыл, глядя вниз, потом спрыгнул и пошёл открывать. На пороге — соседка.
— Вижу, тоже ночью не спишь. Зашла проведать — жив ли. Что-то у тебя тихо. А сквозняк откуда? Окно открыл? Небось что-то задумал? — В её глазах читалось беспокойство.
— Просто проветриваю, — равнодушно ответил он.
— Ну, смотри. Не делай глупостей. Выпрыгнешь — Ольгу больше не увидишь. Самовольный уход — грех тяжкий. Бог не позволит вам встретиться в Царстве Небесном.
— Всё в порядке, тётя Галя.
Вадим еле выпроводил её. Но прыгать расхотелось — действительно, грех.
Ночь не спал, думал. А утром собрал кое-какие вещи, взял фотографию, где они с Ольгой навсегда застыли счастливыми. Денег не осталось — всё ушло на лечение. Взгляд упал на халат жены. Вадим отвернулся и вышел, запер дверь, постучал к соседке.
— Куда собрался? — спросила она, заметив сумку.
— К матери. Не могу тут оставаться. Сопьюсь.
— И правильно. Надолго? — прищурилась она.
— Не знаю. Присмотрите за квартирой. — Он протянул ключи. — Телефон у вас есть. Пора.
Машинально сел в машину, завёл мотор. На трассе дал газу. В голове мелькнуло: отпустить руль… Но тогда могут пострадать невинные.
Двести километров проехал на одном дыхании — впервые за месяцы почувствовал лёгкость. Родной город встретил грязными улочками. Обычно приезжал летом, когда всё зелёное. А сейчас — весенняя распутица.
Дом. Вадим остановился у палисадника. Скрип калитки — и мать выбежала на крыльцо.
— Сынок! Да как же так? И не предупредил! Ты один?
Он обнял её, вдохнул родной запах. Думал, все слёзы выплакал на похоронах, а тут глаза снова на мокром месте.
Говорили долго. Мама скорбела об Ольге, утешала его, кормила досыта.
— Вот и хорошо, что приехал. Дома и стены лечат. Один там не к чему. Помнишь, как из школы бежал?..
Мамин голос успокаивал. Этот дом не был связан с Ольгой — её образ здесь терял остроту.
Вечером Вадим заметил свет у соседей.
— Мам, кто там живёт? Тётя Нина же умерла?
— Да Наташа вернулась. С мужем развелась — то ли пьяница, то ли вор. В общем, сел. Приехала с сыном. Да ещё Степан с ней — мальчишка десять лет. Беспризорный, от пьяных родителей сбежал. В школу не ходит — документов нет.
Боится, что в опеку настучат — мальца заберут. А он так настрадался уже… Наташка в магазине уборщицей. Степан за её сыном приглядывает. Иногда я им помогаю. Своих-то внуков нет… — Мама спохватилась. — Ой, прости, сынок.
— Да ничего, мам.
Ночью Вадим ворочился, вспоминая то Ольгу, то первую любовь — Наташу. В школе она выбрала не его, а Витьку из параллельного.
Наутро увидел её в окно. Внешне почти не изменилась — но сердце молчало.
А через несколько дней среди ночи его разбудил странный свет за окном — будто упавшая звезда.
— Беда! Соседский дом горит! — вбежала мать.
Он выскочил на улицу, едва успев надеть сапоги. Люди бежали с вёдрами. Вдали завыла сирена. У забора стояла Наташа в ночной рубахе, прижимая к груди малыша. Рядом — Степан.
— Наташа, иди к нам. Холодно. Всё равно не поможешь.
МаВадим обнял её и понял, что жизнь даёт ему второй шанс — не для того, чтобы забыть Ольгу, а чтобы научиться любить снова.
