Вот адаптированная версия истории с учетом русских культурных особенностей:
*”Знаете, каково это — годами ютиться в чужой однушке, не зная, когда хозяин вдруг скажет: «Выселяйтесь»? Мы с супругом Дмитрием снимаем жильё в Москве уже семь лет. Каждый раз как игра в рулетку: то их дочь возвращается из-за границы, то ремонт затевают, то цену поднимают так, что хоть на улицу выходи. А мы мечтаем о ребёнке, но как его растить, если даже своей крыши над головой нет?
Родители помочь не могут — у обеих семей квартиры тесные, сами еле сводят концы с концами. Мы с Димой познакомились в МГУ, поженились на последнем курсе. Тогда ещё шутили, что наши дети вырастут с молодыми родителями, которые «в теме». Сейчас же я даже не уверена, хочется ли мне детей. Вдруг они станут для нас такими же чужими, как нынешняя молодёжь с её непонятными ценностями?
Оба работаем, копим, отказываем себе во всём. Ни кафе, ни отдыха — всё в банк, на депозит. Но даже так суммы не хватает. А тут ещё у отца Дмитрия — инфаркт. Ему всего пятый десяток, а здоровье подкосило. Муж теперь половину зарплаты отдаёт на его лечение. Бюджет трещит, но семья есть семья.
И вот моя мама, Людмила Петровна, объявляет: получила наследство от бабушки — три миллиона рублей. Говорит: «Берите, купите хоть студию». Мы с Димой чуть с ума от радости не сошли! Стали искать варианты: то «евроремонт» оказывается покрашенными обоями, то «уютная квартира» — бывшей коммуналкой. Но мы упорно смотрели объявления, даже ночами.
А потом Дима съездил к родителям в Нижний Новгород. Вернулся мрачнее тучи. Вечером сел напротив и выложил: отцу нужна операция за два миллиона. Шансы — 50/50. «Деньги мамы пустим на это, — сказал он. — Квартиру позже купим. Папа может не дождаться».
Говорил горячо, с дрожью в голосе. Я промолчала, потом попробовала возразить: это не наши деньги, мама хотела помочь нам, а не его семье. Да, жалко отца, но разве можно так распоряжаться чужими средствами?
После этого Дима смотрел на меня, будто я предатель. Обозвал эгоисткой. Мол, будь на месте его отца моя мать, я бы не сомневалась. Теперь мы говорим через силу, как соседи по коммуналке. И я не знаю, нужно ли нам теперь это жильё, если жить мы в нём будем чужими.
Мама, узнав о планах зятя, наотрез отказалась переводить деньги заранее. «Только в день сделки», — сказала. Я её понимаю: она копила для нас, а не на лечение свёкра. Но всё равно больно. Я не хочу терять мужа. Хотела просто дом. Наше гнёздышко. А получила — ссоры, упрёки и лёд между нами.
Окружающие разделились: его друзья кричат, что я бессердечная, мои подруги — что он манипулятор. А я просто хочу, чтобы мы снова были семьёй. Но, кажется, это сложнее, чем собрать на ипотеку.
Как вы считаете — кто здесь правее?”*
