Ты сама виновата, мама
Людмила Петровна стояла у плиты, подрумянивая котлеты, когда раздался звонок в дверь. Она вытерла руки и двинулась было в прихожую.
— Мам, это ко мне, — раздался голос дочери, перекрывая её шаги. — Я сама открою.
— Ладно, я же не знала…
— Ну чего ты застыла? Иди, занимайся своими котлетами, — буркнула дочь, обернувшись к ней у порога.
— Какими «своими»? Я ведь на рынке фарш специально брала…
— Мам, просто закрой дверь. — Алёна закатила глаза.
— Так бы сразу и сказала. — Людмила Петровна вернулась на кухню, притворила за собой дверь. Подошла к плите, выключила газ. Постояла секунду, сняла фартук и тихо вышла.
В прихожей дочь натягивала куртку. Рядом стоял Сергей, её ухажёр, не сводя с неё влюблённого взгляда.
— Здравствуй, Серёжа. Куда это вы собрались? Остались бы ужинать.
— Здравствуйте, — вежливо улыбнулся парень и вопросительно глянул на Алёну.
— Нам некогда, — отрезала та, даже не взглянув на мать.
— Ну хотя бы перекусите? Всего минутка, — не сдавалась Людмила Петровна.
Сергей замялся.
— Нет! — резко оборвала Алёна. — Пошли. — Она взяла его под руку и распахнула дверь. — Мам, закроешь?
Людмила Петровна подошла к двери, но не стала закрывать её до конца, прислушиваясь к разговору на лестнице.
— Ты зачем так резко с ней? Пахнет же вкусно, я бы не отказался.
— Ладно, пойдём. В столовой перекусим. Надоели мне её котлеты, — проворчала Алёна.
— Разве такое может надоесть? Я бы их хоть каждый день ел, — проговорил Сергей.
Что ответила дочь, Людмила Петровна не разобрала. Голоса затихли, растворившись в подъезде.
Она закрыла дверь и зашла в комнату. Муж сидел перед телевизором.
— Виктор, идём ужинать, пока не остыло.
— А? Идём. — Он поднялся с дивана и проследовал мимо жены на кухню, уселся за стол.
— Что сегодня? — спросил уже тоном, не терпящим возражений.
— Гречка с котлетами, салат из огурцов, — ответила Людмила Петровна, снимая крышку со сковороды.
— Сколько раз говорить — жареное мне нельзя, — буркнул Виктор.
— Я их под крышкой тушила, они почти на пару, — замерла она с крышкой в руке.
— Ладно, давай. Но в последний раз.
— В нашем-то возрасте диеты только вредят, — заметила Людмила Петровна, ставя перед ним тарелку.
— В каком это «нашем»? Мне всего пятьдесят восемь. Для мужчины — самый расцвет. — Он надкусил котлету, прожевал.
— Что за сговор сегодня? Алёнка сбежала, ты капризничаешь. Может, вообще перестану готовить — посмотрим, как запоёте. Думаете, в кафе вкуснее кормят?
— И не готовь. Тебе бы тоже не помешало форму держать. Скоро в дверь боком проходить будешь. — Муж доел первую котлету, принялся за вторую.
— Вот как? По-твоему, я растолстела? А я-то гадала, с чего это ты вдруг взялся за себя. Джинсы новые купил, кожаную куртку, голову под ноль. Для кого стараешься? Уж явно не для меня. Толстая, говоришь? А с кем сравнивать-то? — голос её дрогнул.
— Да дай поесть спокойно. — Виктор ковырял вилкой гречку, но так и не поднёс ко рту. — Кетчуп подай, — бросил он.
Людмила Петровна достала из холодильника банку, с силой поставила на стол и молча вышла. Её тарелка так и осталась нетронутой.
Она закрылась в комнате дочери, села на кровать. Слёзы катились по щекам.
«Всё для них, каждый день… А в ответ — никакой благодарности. Муж молодёжничает, на сторону заглядывается. Дочь смотрит, как на прислугу. Раз я на пенсии — значит, можно помыкать? Опытные кадры никому не нужны — везде молодые да зелёные. А что они понимают?..
Встаю затемно, чтобы завтрак собрать. Весь день на ногах, прилечь некогда. Сама виновата — разбаловала. Вот и ездят на моей шее, свесив ноги». — Она резко провела ладонями по лицу, стирая следы слёз.
Раньше ей казалось — у них крепкая семья. Не идеал, но и не хуже других. Дочь в университете, учится хорошо. Муж не пьёт, не бьёт, деньги приносит. Дом — полная чаша. Чего ещё надо?
Людмила Петровна подошла к зеркалу, вгляделась. «Да, поправилась, но не до безобразия. Морщины хоть не так заметны на полных щеках. Волосы раньше укладывала, когда на работе была. Теперь — пучок, чтоб не мешались. В халате удобнее уборку делать. Хотя… похудеть не помешало бы. И волосы подкрасить». Она села на кровать, задумалась.
Утром Людмила Петровна не вскочила по будильнику. Лежала, притворяясь спящей. «Я пенсионерка — имею право поспать. Пусть сами завтракают».
Раздался звонок будильника. Она повернулась к стене.
— Ты чего? Заболела? — спросил Виктор. В голосе — ни капли участия.
— Угу, — буркнула она в подушку.
— Мам, ты плохо себя чувствуешь? — заглянула в комнату Алёна.
— Да, позавтракайте без меня, — слабо отозвалась Людмила Петровна.
Дочь фыркнула и удалилась. Вскоре донёсся звук чайника, хлопанье холодильника, приглушённые голоса. Людмила Петровна натянула одеяло на уши, но вставать не собиралась — решила отыграть роль до конца.
В комнату вошёл Виктор, от него пахло дорогим одеколоном. Она сама покупала ему этот флакон. Потом муж и дочь ушли. В квартире воцарилась тишина. Людмила Петровна откинула одеяло, но не встала, закрыла глаза и незаметно уснула.
Проснулась через час, потянулась и пошла на кухню. В раковине — немытая посуда, на столе — крошки. Она хотела убрать, но передумала. «Я не домработница». ПриЛюдмила Петровна вздохнула, взяла тряпку и стала убирать крошки со стола, понимая, что, несмотря на все обиды, она просто не умеет жить иначе – заботиться о них было её счастьем, даже если они этого не ценили.
