В странном сне, где дом был и не дом, а скорее лабиринт теней и шёпотов, Раиса Фёдоровна приехала в гости к дочери.
“Бабушка!” — воскликнул внук Мишенька, будто сквозь густой туман. Дочка Люба и зять Вадим вынырнули из полумрака коридора, улыбаясь неестественно широко, словно марионетки. За столом говорили о чём-то незначительном, чашки стучали, но звук был глухим, будто под водой.
Вечером Раиса Фёдоровна ушла в комнату — узкую, как щель между мирами. Проснувшись от жажды, она двинулась к кухне, но у двери услышала шёпот Вадима, жёсткий, как лёд.
*”Тебя зовут не Миша, а Глеб. И торт тебе нельзя. Ты не заслужил.”*
Раиса Фёдоровна всегда держалась напрямик, но не лезла, куда не просили. Однако сейчас что-то внутри разорвалось, как тонкая плёнка на кипящем молоке.
Она вспомнила, как одна растила Любу после развода, продала гараж в Подольске, отдала все рубли — лишь бы дочь получила квартиру в Люберцах. Потом Люба привела Вадима — с глазами, как у счётной машины, и пальцами, вечно сжатыми в кулак.
Свадьбу играли в его родной деревне под Калугой. Столы — под полиэтиленом, гости — чужие, платье — перешитое с чужого плеча. Раиса молчала, хоть сердце ныло.
А потом родился внук. Вадим тут же заявил, что будет звать его Глебом — “звучит солиднее”. А Люба лишь кивала, словно во сне.
Теперь Мишенька ходил в застиранной одежде с чужого плеча, ел только гречку и огурцы. Вадим запрещал мясо — “вредно”, запрещал садик — “зачем?”. А на третий день потребовал плату за проживание.
“Ты серьёзно?” — Раиса Фёдоровна замерла, будто провалилась в ледяную прорубь. “Я сплю на раскладушке, а ты ещё и деньги хочешь? Ребёнок голодный, а ты про ‘не тратить’?”
Но точка прозрения случилась, когда она дала внуку кусочек медовика.
*”Кто тебе это дал?! Ты — Глеб! Ты — никто!”*
Вадим вырвал пирожное, и тут Раиса Фёдоровна проснулась по-настоящему.
“Квартира куплена на мои деньги, — сказала она, и голос её стал твёрдым, как берёза в мороз. — Ты здесь — гость. Мишенька, поехали, бабушка тебя накормит.”
Мальчик ахнул: “А можно мороженое?”
“Можно всё.”
Они вернулись с пакетами — новый костюм, кроссовки, запах жареных пирожков. Вадим исчез, словно его и не было, забрав лишь ноутбук и старый телевизор.
Люба не плакала. Она обняла мать и прошептала:
“Спасибо. Я боялась проснуться.”
Теперь они жили втроём. Летом поехали на озеро Селигер, а Люба пообещала:
“Больше замуж — только если ты скажешь ‘да’.”
И мир вокруг стал чуть теплее, чуть реальнее.
