Когда моя бабушка умерла, я почувствовала, будто часть меня ушла вместе с ней. Это была не просто старая женщина. Это была последняя связь с моим отцом. Она растила меня, держала за руку в трудные минуты, кормила пирогами, когда я заваливала сессию, и звонила каждую неделю просто чтобы сказать: «Лизонька, я молюсь за тебя».
После смерти отца мама быстро нашла нового мужа. Так у меня появился сводный брат Миша. Мы не ссорились, но и душа в душу не жили. Он был её любимчиком, её смыслом, её проектом. А я — напоминанием о прошлом, о первом браке. Мы жили в одном доме, но будто в разных мирах.
Бабушка, хоть и была бывшей свекровью мамы, всё равно помогала ей. Но всю свою любовь отдавала мне. И завещала мне свою однокомнатку в центре Самары. Это было её осознанное решение. Мы обсуждали это при её жизни. Она говорила:
— Лиза, я знаю, как тебе нелегко. Ты пробиваешься сама. Пусть у тебя будет хоть какая-то опора.
Я уехала в Москву — училась в университете, потом в аспирантуре. До защиты оставался год. Бабушка следила за моими успехами, звонила, расспрашивала. И вот за день до смерти мы говорили по телефону. Она была бодра. А утром её не стало. Остановилось сердце.
Меня это подкосило. Я не смогла приехать сразу — только через три месяца. Хотела зайти в её квартиру — постоять, поплакать, вспомнить, выпить чаю на подоконнике, как раньше. Но когда я открыла дверь своим ключом, увидела незнакомых людей, запах краски, строительный шум. В квартире шёл ремонт.
— Вы кто? — спросила я в растерянности.
— Нас Миша нанял. Детскую делаем — у них скоро пополнение.
Я застыла. Миша? Мой брат?
Позвонила маме. Та ответила, будто ждала звонка:
— Да, я дала ему ключи. Лиза, ну у них ребёнок будет, а жить негде. Ты же про квартиру не вспоминала, значит, не так уж она тебе и нужна. Пусть поживут пять лет, а потом своё накопят…
Я не верила ушам. Это что, шутка?
— Мам, бабушка завещала квартиру мне. Это моё. Это не ваше решение.
— Да что ты раздухарилась? Родной же человек! У него жена, скоро ребёнок. Ты что, на улицу их выставишь?
Вот так. Без звонка. Без разговора. Без уважения. Просто взяли и решили: «Молчит — значит, не надо». Я не молчала. Я училась, я горевала. А они… распоряжались тем, что им не принадлежало.
Мишу я не виню. Он всегда слушал маму. Маменькин сынок. Но она? Она знала, как я держалась за бабушку, как жила в съёмной комнате, как копила каждую копейку… И просто вычеркнула мои права. Одним взмахом заботливой руки.
Теперь я не знаю, что делать. Да, брата жалко — у него семья. Да, я сама пока живу в другом городе и не знаю, вернусь ли. Но простить не могу. Если б я могла продать квартиру — купила бы жильё здесь или сдавала и оплачивала аренду. А сейчас я плачу чужим людям, пока в моей квартире без спроса клеят обои.
Я в ярости. Не из-за денег. А из-за того, что у меня отняли право. На память. На решение. На то, что принадлежит мне по праву. Я думала, родные — те, кто за тебя. Но сегодня поняла: предательство часто ближе всего. Именно в семье. Именно от тех, кто должен был защищать.
