До сих пор не могу осознать, в какой именно момент всё полетело под откос. Как вышло, что женщина, бывшая мне опорой, советчиком и самым близким человеком, в один момент перечеркнула всё это ради мужчины? Причём мужчины, который и тени её прежней не стоит.
Моя мама родила меня поздно — в тридцать. Всегда повторяла, что я — её смысл, «поздний подарок судьбы». Отца я не знала: в свидетельстве стоял прочерк, да и сама она ни разу не обмолвилась о нём ни словом. Жили мы скромно, но душевно — без роскоши, зато с теплом. Мама трудилась бухгалтером, вечерами мы пекли ватрушки, смотрели «Кухню» и болтали обо всём на свете. Я свято верила: нашу связь ничто не разрушит. Она не ходила на свидания, жила мной и работой. До пятнадцати лет — полная идиллия.
А потом появился он. Виктор. Коллега из смежного отдела. Однажды мама вернулась домой с горящими глазами — и я сразу поняла: в её жизни кто-то есть. Через пару недель начались походы в кафе, шёпот в трубку и новые платья. Я искренне радовалась за неё. Вот только внутри что-то ёкало. И, как оказалось, не зря.
Вскоре она просто заявила: «Переезжаем к Виктору. У него двушка, тебе выделим комнату». Я пыталась возражать — не из-за ревности, а потому что чувствовала: что-то нечисто. Он меня будто не замечал, смотрел сквозь, как на пустое место. Но мама не слушала. «Ты ещё маленькая, не понимаешь, я счастлива», — твердила она. Мне оставалось лишь подчиниться.
Поначалу жили тихо. Как соседи: он — сам по себе, я — в своей комнате, мама между нами — как связующее звено. Потом они расписались. За неделю до моего выпускного. И всё завертелось. Он перестал сдерживаться — если раньше хоть формально был вежлив, то теперь превратился в домашнего тирана. Унижал, командовал, орал за любую мелочь.
«Две бабы в доме, а ужина нет! Она в школе, а ты где похаживаешь?» — рычал он. — «На каблуках разгуливаешь, мужиков ищешь, да?»
Крики, запреты выходить из дома, проверка телефона, сцены ревности… Мама рыдала, потом он приносил цветы. И так по кругу. Я сотню раз умоляла: «Давай уйдём! Я с тобой, ты не одна». Но она лишь вытирала слёзы: «Ты не понимаешь. Я его люблю».
Любит… Настолько, что он запретил ей платить за мою учёбу. У нас была съёмная квартира, мама копила деньги — я мечтала о юрфаке. Готовилась, не спала ночами. А когда не прошла на бюджет, надеялась на её помощь.
Но Виктор заявил:
«Женщине институт не нужен. Выйдешь замуж за обеспеченного — будешь учиться даром».
Я не сдержалась. Выложила ему всё, что думаю. Собрала вещи и ушла. Мама… Мама даже не остановила. Назвала неблагодарной и сказала, что я должна извиниться перед Виктором.
Я не извинилась. С тех пор мы не общаемся. Ни дня, ни минуты. Она растворилась в нём — говорит его словами, смеётся его грубым смехом, даже жесты его переняла. Когда (если) звонит — в голосе холод. Будто я не дочь, а случайная знакомая.
Я больше не борюсь. Та мама, что пекла мне пирожки, укрывала пледом и гладила по голове, — исчезла. Она умерла в тот день, когда выбрала мужчину, а не ребёнка. Её предательство — мой шрам. Но я решила не позволять этой боли убить во мне всё живое.
Пусть живёт, как хочет. Вот только, когда останется одна, пусть вспомнит, кого променяла на чужого…
