Мама брала с меня деньги за угол в родной квартире, а теперь требует, чтобы я её содержала: спустя годы я нашла в себе силы ответить.
Мне исполнилось восемнадцать, и мама, не моргнув глазом, заявила: «Ты взрослая. Плати за комнату или уходи». Она сказала это без злости, будто требовать с дочери аренду за её же детство — самое обычное дело. Я тогда даже не поняла, как больно слышать такое от человека, которому верила без вопросов.
Сколько себя помню, квартира всегда была «маминой». Даже в семь лет она повторяла: «Это мой дом, ты здесь никто». Она врывалась в мою комнату без стука, рылась в вещах, запрещала передвинуть хоть стул. Я жаловалась, что от батареи нечем дышать, что просыпаюсь в поту — она отмахивалась. Лишь когда однажды меня вырвало, и врач строго сказал, что так нельзя, она со скрипом разрешила отодвинуть кровать.
Я любила её, как все дети любят матерей. Слишком долго верила, что терпеть — это и есть любовь. Что если буду тише и удобнее, она наконец заметит меня. Но мама видела только то, что ей было выгодно. Если я не мешала — меня будто не существовало.
После школы я поступила в университет в своём городе. На выпускной мама не пришла. Зато в день совершеннолетия явилась с ультиматумом: плати или съёзжай. «Я тебя вырастила, одела — долг выполнила». Работы у меня не было, родни — тоже. Пришлось согласиться.
Наутро я устроилась ночной посудомойкой в забегаловку у вокзала. Днём — пары. Спать было некогда. Вся зарплата уходила на «аренду» у матери и самую дешёвую еду. Сначала было невыносимо. Потом меня перевели в помощники повара. Появился свет в конце тоннеля — и Игорь.
Он работал официантом, снимал угол, приехал из глубинки. Виделись редко — оба крутились как белки в колесе. Но каждая минута с ним была счастьем. Однажды я рассказала ему про маму. Он слушал и не верил. «У нас в семье денег не было, — сказал он. — Но родители последнюю картошку в посылку клали, когда я в городе учился».
Он не выдержал и предложил жить вместе. Снимать на двоих дешевле. Я не раздумывала. Согласилась. Когда перевозила вещи, мама не сказала ни слова. Лишь проверяла, не утащила ли я «её» кружку или тряпку. Постельное бельё отобрала. На прощание бросила: «Завтра замки поменяю». Хлопнула дверью.
Мы с Игорем начали жить вместе. Через год расписались. Сперва переехали к его родителям, потом сняли дом, а позже выкупили его. Родились двое детей, завелось своё хозяйство. Работа, дом, семья — всё, как мечталось.
Прошло десять лет. Полгода назад мама позвонила. Я номер не меняла — вот и дозвонилась. Говорила так, будто мы вчера виделись. «Почему не звонишь? Почему не навещаешь?» — а потом перешла к сути. Осталась без работы, пенсии нет. «Ты обязана помогать. Я тебя вырастила, теперь твой черёд».
Я слушала и чувствовала, как дрожат руки. И впервые высказала всё. Про её «заботу», про плату за детство, про одиночество и обиды. Голос срывался, но я говорила, пока не опустело внутри. А она… Она молчала. Потом холодно бросила: «Ладно. Теперь переведи деньги».
Я положила трубку. Заблокировала номер. Но она звонила с чужих. Писала, угрожала судом. Требовала алименты.
Я больше не чувствую вины. Я никому ничего не должна. И впервые в жизни мне не страшно это сказать.