«„Мама сидит у нас на шее” — когда я прочла эти слова, внутри всё похолодело»
В моей двушке долгие годы ютились мой сын Артём с семьёй. После свадьбы они буквально ворвались ко мне с чемоданами и обещаниями: «Мам, поживём у тебя немного, только окрепнем!» С тех пор минуло больше десяти лет. Я видела, как рождались их дети, выдерживала болезни, ночи без сна и шум, будто на рынке в базарный день.
Невестка Лариса сидела в декрете раз, потом второй, затем третий. Когда малыши болели, мы с ней по очереди брали больничные. О себе я и не вспоминала: бесконечные пелёнки, разогретый суп, размазанная по стенам манная каша. А в душе — ни покоя, ни минуты для себя. Только упрёки: «Ты ж бабушка, тебе положено».
Я отсчитывала дни до пенсии, как арестант до конца срока. Казалось, вот-вот — и наступит моё время. И правда, первые полгода на пенсии казались чудом. Но недолгим.
Каждое утро я вставала затемно, отвозила Артёма с Ларисой на работу, возвращалась, кормила внуков, вела одного в сад, другого в школу. С младшей гуляла в сквере, потом — обед, стирка, уборка, а вечером музыкалка, уроки, сказки перед сном. Всё по расписанию.
Лишь ночью, когда дом затихал, я позволяла себе немного вышивать. Это было моим тихим счастьем. Однажды, разбирая вещи, я получила от сына СМС. Прочла — и сердце будто остановилось.
«Мама сидит у нас на шее, — писал он кому-то, — а мы ещё вынуждены тратиться на её лекарства». Перечитала раз, другой. Сначала подумала — ошибка. Но нет, он просто отправил не туда. Эти слова врезались в память, как нож.
Я не устроила скандала, не рыдала. Просто сняла комнату в соседнем дворе. Сказала, что хочу пожить одна — «так спокойнее». Аренда съедала почти всю пенсию, питалась я макаронами и чаем. Зато — в своём углу.
Когда-то, ещё до пенсии, купила ноутбук. Лариса тогда усмехнулась: «Тебе зачем? Ты ж даже клавиатуру не освоишь». Но я научилась. Подруга дочери показала азы, и я стала выкладывать фото вышивок в сеть.
Сначала просто делилась, потом бывшие коллеги из конторы начали просить работы для себя. Потом — для их знакомых. А однажды соседка попросила научить её внучку за скромную плату. Так у меня появились ученицы — три девочки. Деньги небольшие, но свои. И главное — я снова чувствовала себя нужной, но не обязанной.
Я больше не просила у сына помощи. Не унижалась. Не звонила. Иногда видимся на семейных посиделках, но говорим лишь о погоде и рецептах. Я не злюсь. Просто больше не могу быть там, где меня считают тяжким грузом.
Теперь у меня свой маленький мир. Здесь пахнет мятой, а не подгузниками. На стенах — мои вышивки, а не детские каракули. И в душе — может, не полный покой, но хотя бы уважение к себе.
Я не хотела ссоры. Хотела благодарности. Или хотя бы честности. Но если сын решил, что я была обузой — пусть живёт без меня. А я — без него.
