Варвара Степановна Громова жила с болью, что тихо пульсировала в груди, как забытая мелодия. В далёком 1979 году, будучи совсем молодой, она потеряла своих дочерей-близняшек, когда им едва исполнилось восемь месяцев. Девочек забрали из государственной клиники в Новосибирске и отдали на незаконное усыновление; Варвара Степановна не переставала гадать, что с ними стало, где они теперь, вспоминают ли её хоть иногда. Годы пролетели в бесконечных поисках больницы, военные архивы, церковные записи, будто каменные склепы, не отдававшие ни единой зацепки.
Может, однажды я их найду, пусть даже в виде теней воспоминаний, шептала она себе. Я всё зову их во сне.
Прошли годы молчания, пропавших запросов, оборванных нитей. Случайно она узнала о ДНК-банке в Америке, который помогал воссоединять разлучённые семьи. Словно слабый луч света в темноте. Варвара отправила образцы, ждала сообщений, дрожащими руками проверяла почту. Это было время надежды и страха а вдруг их уже нет в живых?
В тот день, когда раздался звонок, сердце её бешено застучало. «Мы их нашли», сказали ей. Её близняшки жили в Германии. У них была другая семья, другая жизнь, другие имена, другой язык. Но где-то внутри всё ещё билось что-то от неё.
Мама услышала она прерывистый голос одной из дочерей в трубке.
Варвара задержала дыхание.
Это я, прошептала она, глаза наполнились слезами.
Встречу подготовили тщательно. Без пафоса, без камер только тихое желание увидеть их живыми. Когда они прилетели, близняшки вышли из самолёта с лёгкими чемоданами, но с грузом прожитых без неё лет. Их взгляды метались, будто искали в воздухе то, что стёрлось в памяти.
Мама, произнесла Надежда, одна из сестёр, протягивая руки.
Девочки, ставшие женщинами, слились в объятии, перекрывшем 45 лет разлуки. Это был взрыв тишины, голоса, подавленные рыданиями. Варвара обняла их, наконец почувствовав их тела рядом, услышав сердцебиение тех, кого любила, не видя, плакала по ним без утешения, мечтала без надежды.
Нет слов, всхлипнула Варвара. Я ждала этого объятия всю жизнь.
Близняшки, смеясь сквозь слёзы, ответили:
Мы никогда не переставали представлять тебя, сказала Зоя. Искали тебя в песнях, старых фотографиях, в историях, где о тебе не было ни слова.
Нам врали, что тебя нет, что ты нас не хотела, добавила Надежда, голос дрожал. Но твоя улыбка сейчас стирает всё.
Они шли по залу аэропорта, фотографировались, словно умоляя время не стирать этот миг. Потом, дома, при мягком свете, ели, говорили, смеялись впервые без этой чудовищной дистанции между ними. Варвара слушала рассказы о детстве, которого не знала, о чужих именах, незнакомых местах, языках, которых не понимала. Близняшки узнали правду: что случилось в той клинике, кто стоял за этим, какие тайны хранили официальные документы.
Спасибо, что не сдалась, прошептала одна из дочерей, касаясь материнской щеки.
Вторая кивнула, глаза блестели:
Я искала тебя, мама. Всю жизнь искала.
Той ночью Варвара Степановна заснула, прижимая к груди свежую фотографию втроём. Она чувствовала то, чего не знала десятилетиями покой. Не за то, что потеряно, а за то, что вернулось. Близняшки начали писать новую историю вместе с ней, с прошлым, которое больше не определяло их, но которое теперь они могли принять с любовью.
А в воздухе дома, наполненном запоздалым смехом и обещаниями будущего, Варвара поняла: раны не забываются, но затягиваются; годы могут украсть объятия, но правда возвращает их; а личность измеряется не временем, а тем, как долго ты искал себя в другом.
