Утро началось слишком тихо. Обычно Наталья Николаевна, мама, будила меня, шурша на кухне и напевая что-то под нос, но сегодня её не было. Я открыл глаза и понял — она исчезла. Шкаф стоял пустой, её потрёпанные валенки не жались у двери, а кровать была аккуратно застелена. На столе лежала записка, одинокая, как сама мама. Я замер, глядя на неё, и внутри всё сжалось в комок.
Я стоял у ворот дома престарелых в захолустном городке под Екатеринбургом, сжимая кулаки, чтобы не дрожать. Сквозь запотевшее окно я разглядел её — мою мать, постаревшую, сгорбленную, одиноко смотрящую в никуда. Когда-то я выбрал новую жизнь с женой, оттолкнув ту, что подарила мне всё. Теперь же стыд пожирал меня изнутри. Как я мог так поступить с тем, кто для меня был целым миром?
Отца в моей жизни не было. Он ушёл, когда мне ещё и трёх не исполнилось, оставив маму одну. Ей было чуть за тридцать, она была красива, полна сил, но вместо новой семьи выбрала меня. Ей предлагали замужество, сулили роскошь, но с одним условием — забыть про сына. Она отказывала каждому, не раздумывая. Её выбор был я. Наталья работала поваром в столовой, брала подработки, чтобы оплатить нашу крохотную квартирку и мою школу. Её руки, вечно в царапинах и ожогах, никогда не знали покоя. Но она не жаловалась. Никогда.
Помню, как она возвращалась с ночной смены, ставила чайник и доставала тёплую ватрушку. Иногда, когда с деньгами было туго, она смотрела, как я ем, и только потом доедала крошки. Я был слишком мал, чтобы понять: она боялась, что мне не хватит. Её любовь не знала границ. Она заменяла мне всех. «Я замуж не пойду, — говорила она, — чтобы никто тебя не обидел». И я верил, что с такой мамой мне никто не нужен.
Детство моё было счастливым, несмотря на бедность. Мама недосыпала, недоедала, но всегда улыбалась. Всё изменилось, когда столовую закрыли, а её руки сковал артрит. Каждое движение причиняло ей боль, но работу она найти не могла. Я тогда заканчивал школу и подрабатывал в ларьке: разгружал товар, мыл полы, стоял за прилавком. Платили копейки, но я копил на её таблетки. Знал, как она радуется моим пятеркам, и старался учиться лучше всех. Окончив школу с золотой медалью, я поступил в университет в Екатеринбурге. Мы переехали, надеясь на новую жизнь.
Сначала всё шло неплохо. Я подрабатывал в ресторане, денег хватало на самое необходимое. Мы сняли угол в коммуналке, и я старался скрасить мамины будни: водил её в кино, покупал платки, показывал город. Она улыбалась, но я видел, как ей больно. Всё было хорошо, пока я не встретил её — девушку, перевернувшую мою жизнь.
Её звали Лера. Я познакомился с ней на втором курсе. Яркая, самоуверенная, из обеспеченной семьи, она казалась мне недостижимой. Друзья завидовали, что я с ней. Мы закрутились, и вскоре Лера потребовала жить вместе. Я не был готов, но она поставила ультиматум: или переезжаем, или конец. Я согласился. Жить у неё мы не могли — её родители смотрели на меня, как на дворнягу. Оставалась наша комната.
Я не знакомил Леру с мамой. Мне было стыдно. Моя мать, исхудавшая от работы, и мать Леры — ухоженная дама в норковой шубе. Я понимал, что поступаю подло, но не мог остановиться. В один вечер я решился на разговор.
— Мам, я встретил девушку. Будем жить вместе, — сказал я, глядя в пол.
— Сыночек, как здорово! Когда познакомишь? — голос её дрожал от радости.
— Не сейчас. А где ты… будешь жить?
Она замолчала. Я видел, как её лицо потемнело.
— Я… поеду к тёте Кате. Она одна, ей помочь надо.
— Надолго? И бесплатно? — я давил, хотя знал, что тётя Катя едва сводила концы с концами.
— Не переживай. Ты копи деньги, кормись хорошо, заботься о своей девушке.
Я видел её боль, но Лера ослепила меня. Я отправил маму в никуда, зная, что у неё ни копейки, ни здоровья. Наутро её не было. Осталась только записка:
«Витя, не переживай. Ты вырос, и я рада. Если стыдно за меня — скажи, что мамы нет. Будь счастлив. Если что — я у тёти Кати».
Глаза застилали слёзы. Я знал, что она бродит где-то, больная и нищая, но Лера уже заносила вещи. Мы поженились, и я, подчиняясь ей, не позвал маму. Сказал всем, что она погибла. Годы шли, я забылся в делах и не искал её.
Когда родилась дочь, я понял, что значит быть отцом. Признался Лере. Она взорвалась:
— Ты что, сейчас её искать собрался? А если она заразу принесёт? Подумай о ребёнке!
— Она её бабушка. Я должен узнать, жива ли она.
Я начал искать. Тётя Катя умерла ещё тогда, маме некуда было идти. В отчаянии я поехал к нашей старой даче, где мы с ней сажали яблони. В сарае нашёл свёрнутый листок:
«Если читаешь, значит, искал. Я в “Берёзке”, недалеко от твоего института. Видела тебя — ты был счастлив, и я не мешала».
Я мчался, не веря, что она так близко. В доме престарелых мне сказали, что её подобрали зимой, когда она просила милостыню. Моя мать — и милостыня? В её комнате сидела старушка в поношенном платье. Она присмотрелась и заплакала:
— Витенька… ты пришёл.
— Мам, пойдём домой. У тебя внучка.
— Внучка?! — её глаза засияли.
Дома Лера встретила нас истерикой:
— Кто это?! Ты же сказал, что твоя мать погибла!
Я не выдержал и шлёпнул её. Объявил о разводе. Она кричала, что я дочь не увижу, но мне было всё равно. Пока я спорил, мама снова исчезла.
Я выбежал на улицу. Толпа, скорбящие лица, машина… Моя вина раздавила меня. Нет любви сильнее материнской. Она выбрала меня, а я предал её. Теперь я живу с этой болью, и каждый день — напоминание о том, что я потерял.
Цените своихТеперь я каждый день прихожу к её могиле и рассказываю, как сильно жалею, но уже слишком поздно.