Тишина встретила меня холодным утром. Обычно мама, Антонина Степановна, будила меня ласковым голосом перед тем, как поставить на стол горячий завтрак. Но в тот день её не оказалось дома. Я открыл глаза и сразу понял — она ушла. Бесследно. Шкаф стоял пустой, её потрёпанные валенки исчезли из прихожей, а постель была аккуратно заправлена. На кухонном столе лежала одинокая записка. Я замер, глядя на неё, и сердце сжалось от предчувствия.
Дрожащими руками я распахнул дверь дома престарелых в глухом посёлке под Омском. Через запотевшее стекло увидел её — свою мать, сгорбленную, измученную годами. Она стояла у окна, будто ждала. Когда-то я променял её на новую жизнь с женой, отвернулся от единственного человека, который любил меня без условий. Теперь грызущее чувство вины разрывало меня изнутри. Как я мог так поступить с той, что носила меня под сердцем?
Отца я почти не помнил. Он ушёл, когда мне было пять лет, не оставив даже фотографии. Маме тогда едва исполнилось двадцать восемь — молодая, красивая, она могла начать всё заново. Ей предлагали замужество, обещали безбедную жизнь, но с одним условием — оставить сына. Она отказывала каждому, не задумываясь. Её выбором всегда был я. Антонина работала швеёй на фабрике, брала подработки, чтобы оплатить нашу крошечную квартиру в хрущёвке и мою учёбу. Её пальцы, вечно исколотые иголками, не знали покоя. Но жаловаться она не умела. Никогда.
Помню, как она возвращалась поздно, ставила чайник и доставала из сумки свежий батон. Иногда, когда зарплату задерживали, она смотрела, как я ем, и только потом доедала крошки. Я был слишком мал, чтобы понять — она отдавала мне последнее. Её любовь не знала границ. “Я не выйду замуж, — говорила она, — чтобы никто не сделал тебе больно.” И я верил, что с такой матерью мне не нужен никто другой.
Детство моё было счастливым, несмотря ни на что. Мама недосыпала, недоедала, но всегда улыбалась. Всё рухнуло, когда фабрику закрыли, а её руки сковал артрит. Каждое движение причиняло ей невыносимую боль, но работу она найти не могла. Её, измученную болезнью, никто не брал. Я тогда заканчивал школу и подрабатывал грузчиком в магазине. Платили копейки, но я копил на её лекарства. Знал, как она гордится моими успехами, и выбивался из сил, чтобы учиться лучше всех. Окончив школу с золотой медалью, я поступил в престижный омский вуз. Мы переехали, надеясь, что жизнь наладится.
Первое время всё шло хорошо. Я подрабатывал официантом, денег хватало на самое необходимое. Нам дали комнату в общаге, и я старался скрасить мамины будни: водил её в кино, покупал скромные платья, показывал город. Она улыбалась, но я видел, как боль не отпускает её. Так продолжалось, пока я не встретил Лену.
Она училась на моём курсе. Яркая, уверенная в себе, из обеспеченной семьи, она казалась мне недосягаемой. Друзья завидовали, что у меня такая девушка. Нас закрутило, и вскоре Лена предложила жить вместе. Я колебался, но она поставила условие: или она, или я остаюсь с матерью. Я согласился. Жить у неё мы не могли — её родители и слышать не хотели о парне из бедной семьи. Оставалась наша комната.
Я не знакомил Лену с мамой. Стыдился. Моя мать, измождённая годами труда, и мать Лены — ухоженная женщина в норковой шубе. Я понимал, что поступаю низко, но не мог остановиться. И вот я сказал маме то, о чём потом жалел всю жизнь.
— Мама, я встречаюсь с девушкой. Мы будем жить вместе.
— Сынок, я так рада! Когда познакомишь нас? — в её голосе дрожала надежда.
— Не сейчас… А где ты будешь жить?
Она замолчала. Видно было, как потух её взгляд.
— Я… поеду к тёте Гале. Она одна, ей помощь нужна.
— Но ведь она живёт в развалюхе! Да и деньги у тебя есть?
— Не переживай, сынок. Ты копи на свадьбу, а я как-нибудь устроюсь.
Я видел, как ей больно, но ослеплённый любовью к Лене, проглотил ком в горле. Утром мамы не было. Осталась лишь записка:
“Дима, не терзайся. Ты вырос, и я не вправе мешать твоей жизни. Скажи своей девушке, что у тебя нет матери — так будет проще. Если что, я у тёти Гали.”
Слёзы душили меня. Я знал, что она блуждает где-то в холоде, больная, без денег, но Лена уже перевозила вещи. Мы поженились, и я, поддавшись уговорам, не позвал маму. Сказал всем, что она умерла. Годы шли, работа поглотила меня, и я не искал её.
Когда родилась наша дочь, я понял, что значит быть родителем. Раскрыл правду Лене. Она взорвалась:
— Ты что, теперь её искать собрался? А если она заразная? Подумай о ребёнке!
— Лена, это её внучка! Я должен знать, что с ней.
Я начал поиски. Тётя Галя умерла давно, и следов мамы не было. В отчаянии я поехал к нашей старой даче, где мы с ней когда-то сажали яблони. В старом сарае нашёл письмо:
“Дима, если ты это читаешь, значит, искал меня. Я в доме престарелых “Рябинушка”, недалеко от твоего института. Видела тебя — ты был счастлив, и я не хотела мешать.”
Я мчался туда, не веря, что она была так близко. В доме престарелых мне сказали, что её подобрали зимой у вокзала — она просила милостыню. Моя мать, и вдруг — нищенка? В её комнате сидела старушка в поношенном платье. Она не сразу узнала меня.
— Мама… это я.
Она заплакала, гладя меня по голове:
— Сынок, ты пришёл. Я ждала.
— Пойдём домой. У тебя внучка есть.
— Внучка? — её глаза засияли.
Дома Лена встретила нас криком:
— Кто это?! Ты же говорил, что твоя мать погибла в пожаре!
Я не сдержался, ударил её. Объявил о разводе. Она кричала, что я дочь больше не увижу, но мне было всё равно. Я не мог простить себе прошлого. Пока мы спорили, мама снова исчезла.
Я выбежал на улицу, сердце бешено колотилось. Толпа, разбитая машина,На асфальте лежала её маленькая фигурка, и я понял — теперь она ушла по-настоящему.