«Ты что за бред несёшь, мать?!» — вскрикнула Ольга, схватившись за стул. — «Какая ещё чужая? Я твоя родная кровь!»
«Не ори на меня!» — Анна Петровна отмахнулась, даже не поднимая глаз от газеты. — «Сказала как есть. А ты вообще кто такая, чтобы мне указывать?»
«Мама, да что с тобой?» — в комнату вбежал Игорь, муж Ольги. — «Соседи уже в стену стучат!»
«Пусть стучат, — буркнула старуха. — В своей квартире имею право говорить что думаю.»
Ольга опустилась на диван, чувствуя, как подкашиваются ноги. Всё началось с ерунды — она попросила мать не выливать остатки борща, хотела завтра разогреть. А в ответ услышала такое, от чего до сих пор немело внутри.
«Мам, может, давление?» — осторожно спросила Ольга. — «Таблетки пила?»
«Какое ещё давление?» — Анна Петровна наконец оторвалась от газеты и холодно посмотрела на дочь. — «Ясно сказала — чужая ты мне. И всегда была чужой.»
Игорь переглянулся с женой. За тридцать лет знакомства с тёщей он видел её в разных состояниях, но такой вспышки ещё не было.
«Анна Петровна, может, врача вызовем?» — предложил он. — «Вы сегодня не в себе.»
«Да я в полном уме!» — вспыхнула старуха. — «Надоело притворяться! Хватит играть в счастливую семью!»
Ольга почувствовала, как перехватывает дыхание. В горле встал ком, а в голове крутилась одна мысль: неужели мать действительно так думает? Неужели всю жизнь скрывала, что не любит её?
«Мама, ну что за речи?» — голос её дрожал. — «Я же всегда была рядом. Ухаживала, когда ты болела. Деньгами помогала, продукты приносила…»
«Вот именно!» — Анна Петровна резко встала, газета шлёпнулась на пол. — «Из жалости всё! Думала, обязана! А кому нужна такая забота?»
«Из жалости?» — Ольга не верила своим ушам. — «Да ты что, мам? Я тебя люблю!»
«Не ври!» — старуха подошла к окну, уставившись во двор. — «Никто меня не любит. И ты тоже.»
Игорь тихо взял жену за руку. Ольга была белее мела, дрожала.
«Пойдём на кухню, — шепнул он. — Дашь ей остыть.»
«Нет, — Ольга встала. — Мама, объясни, что происходит. Почему ты так говоришь?»
Анна Петровна медленно повернулась. На лице — странная усмешка.
«А что объяснять? Думаешь, я не знаю, как ты про меня шепчешься? Старая, больная, обуза?»
«Я никогда такого не говорила!»
«Да брось!» — старуха махнула рукой. — «Слышала я вас с мужем. На кухне болтали, думали, не услышу. А у меня слух, между прочим, как у совы.»
Игорь нахмурился. Он пытался вспомнить, о чём они говорили, что так задело тёщу.
«О чём мы говорили?» — спросил он.
«А ты не помнишь?» — Анна Петровна прищурилась. — «Про то, что меня в дом престарелых сдать пора. Что я вам жить мешаю.»
Ольга ахнула. Месяц назад они с Игорем действительно обсуждали это. Но не чтобы избавиться, а потому что волновались: мать стала забывать выключить плиту, путала имена соседей.
«Мам, мы не хотели тебя никуда сдавать, — попыталась объяснить Ольга. — Мы просто боялись…»
«Хватит лапшу на уши вешать!» — перебила старуха. — «Всё поняла! Надоели мне ваши фальшивые заботы!»
«Анна Петровна, вы же знаете, что мы вас любим, — вступил Игорь. — Оля без вас ни шагу, когда гриппом болели. Ночами дежурила.»
«По долгу!» — отрезала старуха. — «Потому что так надо! А души в этом не было!»
Ольге стало горько. Как можно так говорить? Она всю жизнь старалась быть хорошей дочерью. Даже когда свои дети требовали внимания, она находила время для матери.
«Мам, ну почему ты так?» — голос сорвался. — «Чем я тебя обидела?»
«А чем порадовала?» — старуха плюхнулась в кресло. — «Живёшь своей жизнью, забегаешь по делам, спрашиваешь про давление. И думаешь, этого достаточно?»
«Но я же каждый день звоню! Лекарства приношу, врачей вызываю!»
«Для галочки!» — Анна Петровна покачала головой. — «А душой где? Когда ты последний раз просто так зашла, чайку со мной попила, по душам поговорила?»
Ольга задумалась. В последнее время их встречи сводились к бытовухе: то рецепт достать, то счётчики проверить.
«Мам, у меня же семья, работа…»
«Вот именно!» — перебила старуха. — «У тебя всё есть, а у меня кто? Никого! Сижу как в клетке, жду, когда дочь милостиво появится!»
«Так переезжай к нам! Сколько раз предлагали!»
«Чтобы быть помехой? Чтобы внуки косились, а зять вздыхал?»
Игорь хотел возразить, но Анна Петровна не дала.
«Думаешь, я не вижу? Прибежишь, всё мигом переделаешь и — айда отсюда! Как на работу ходишь!»
Ольга закрыла лицо руками. В словах матери была правда, и это било больнее всего.
«Я старалась помочь…» — прошептала она.
«Помочь!» — фыркнула Анна Петровна. — «А поговорить со мной по-человечески? Спросить, что на душе? Рассказать, как у тебя дела?»
«Я рассказываю…»
«Что? Что на работе завал, что Лёнка двойку схватил, что кредит давит. А про себя? Про то, что радует, что тревожит?»
Ольга подняла голову. В глазах матери читалось отчаяние.
«Мне казалось, тебе это неинтересно…»
«Неинтересно?» — старуха встала и подошла ближе. — «Да я каждую твою эмоцию вижу! Замечаю, когда ты расстроена, когда счастлива. Но ты мне этого не говоришь!»
«Не хотела грузить.»
«А зачем тогда мать?» — Анна Петровна села рядом. — «Только чтобы кормила да таблетки приносила?»
Повисло молчание. Игорь стоял у окна, чувствуя себя лишним.
«Знаешь, что больнее всего?» — вдруг сказала старуха. — «Ты меня не видишь. Для тебя я — обуза, а не человек.»
«Это неправда…»
«Правда! КогдаОни сидели молча, держась за руки, понимая, что за этими словами скрывались годы невысказанной любви и тоски друг по другу.
