Мне грезилось счастье, я рисовала будущее, а в итоге — лишь боль и унижение!
Меня зовут Анна Соколова, и живу я в Ветлуге, где Нижегородские леса шепчутся с тихими переулками. Мы встретились вновь на школьной встрече — спустя двадцать лет. Дмитрий стоял передо мной, грузнее, с проседью в висках, но его глаза — всё те же, тёмные, бездонные, полные той же грусти — прожигали душу, как в шестнадцать. Он пригласил меня на вальс, точь-в-tочь как тогда. Его руки, запах кожи, сила плеч — тело затрепетало, будто годы рухнули в пропасть. Ночью он снова заполонил сны, и я поняла: пламя не угасло.
Почему мы расстались? Не помню. Три года жили как семья: мечтали о доме у реки, лавке с пряниками да самоварами, выбирали имена детям — Лиза, Гриша… А потом он испарился — без слов, без прощального взгляда. На встрече, после рюмки коньяка и танца, оба молча согласились: это судьба. Через полгода я перебралась к нему в Боровск. Его жена умерла, а я так и не встретила своего. Сначала — тишина да уют, но сказка быстро обернулась адом.
Я жаждала любви, а получила презрение. У Дмитрия было двое сыновей — Павел и Максим, 16 и 18. Я не лезла в матери — лишь хотела дружбы. Готовила их любимые блины, шила рубахи, молчала, когда они хлопали дверьми. Но вместо благодарности — ледяные взгляды. Хуже стало, когда приезжали родители покойной жены. Я кланялась, угощала — они же семья. Но их визиты превращались в пытку: смотрели сквозь меня, словно я призрак.
В 38 лет я заблудилась в чужом городе, среди чужих стен. Павел таскал в дом девчонку, пока я торговала на рынке. Они валялись в нашей спальне, пачкали постель духами. Она рылась в моих шкатулках, носила мой шёлковый халат, оставляла кухню в руинах. Максим ворчал: «Щи не как у мамы, рубахи колются». «Ты бездельница, сидишь на шее у отца!» — кричал он. Дмитрий же отворачивался, будто я пустое место.
Решила: ребёнок всё исправит. Но когда заикнулась, он хлопнул дверью: «Мне хватит своих». А я? Осталась с пустой колыбелью в душе.
Дмитрий очерствел. Цеплялся к каждой крошке, кричал, как сыновья. Я гасла, как свеча. Последней каплей стала та девчонка — в мой день рождения она щеголяла в моём обручальном кольце. «Не трогай!» — прошептала я. Она фыркнула: «Испортила настроение, старуха!»
Я взорвалась. Дмитрий ворвался с кухни, багровый, швырнул в меня чайником. «Убирайся, дармоедка!» — ревел он. Я выбежала в осенний дождь, без пальто, с разбитым телефоном. Утром курьер привёз мой чемодан — даже ленточки не привязал.
Говорят, раны затягиваются. Я возвращаюсь в Ветлугу, дышу знакомым воздухом. Дмитрий был ошибкой юности, не судьбой. Мечтала о любви — получила урок. Теперь шью платья на заказ, слушаю, как Волга шепчет под окном. Жду. Верю — где-то есть человек, который разглядит за шрамами ту самую девчонку с выпускного бала.
