Иногда мне так и хочется захлопнуть дверь прямо перед носом свёкров — их бесцеремонность превращает мою жизнь в ад.
В маленьком городке под Рязанью, где старые заборы знают больше, чем местная газета, мои 33 года ознаменовались бесконечными визитами свёкра со свекровью. Меня зовут Светлана, а моего мужа — Дмитрий. Его родители, Антонина Петровна и Василий Михайлович, уверены, что наша квартира — их филиал столовой. Их еженедельные набеги, их наглость и полное отсутствие такта сводят меня с ума, а я не знаю, как это остановить, не устроив скандал.
### Семья, в которую я так хотела вписаться
Когда я выходила замуж за Дмитрия, я мечтала о тёплых семейных вечерах, о детях, о взаимопонимании. Дима — добряк, трудный, как танк, и я его искренне любила. Его родители поначалу казались обычными деревенскими людьми: с хлебосольными застольями и привычкой рубить правду-матку. Я думала — ну что может пойти не так? Ан нет! После свадьбы их «прямолинейность» превратилась в откровенное хамство, а визиты — в натуральную каторгу.
Мы ютимся в маленькой двушке, купленной в ипотеку. Наш сынишка Артёмка — это наше всё. Я работаю бухгалтером в конторе, Дима — слесарем. Живём скромно, но ладно. Вот только каждое воскресенье, как по будильнику, свёкры ввалит к нам без звонка — и мой дом моментально становится их вотчиной. Я бегаю по кухне, как белка в колесе, а они сидят, словно барины, и ждут, когда им подадут обед.
### Бесстыдство в квадрате
Приходят с пустыми руками, но уходят, как с банкета. Антонина Петровна садится и говорит: «Света, наливай щи, да пожирнее!» Василий Михайлович требует пельменей и водки, а я, как загнанная лохань, мечусь между плитой и холодильником. После их отбытия остаются горы грязных тарелок, крошки на ковре и тоскливый осадок в душе. Однажды я подсчитала: за один их визит улетели полторы тысячи рублей на продукты. А взамен — ни слова благодарности. Для них это в порядке вещей.
Но хуже всего — их вечное недовольство. Антонина Петровна критикует всё: «Суп твой жидковат, ребёнок худой — плохо кормишь!» — заявляет она, уплетая третью тарелку. Василий Михайлович бурчит в унисон, а Дмитрий делает вид, что всё нормально. Я пыталась намекнуть, что устала, но свекровь отрезала: «Молодая ещё, терпи!» Их бесцеремонность — как ржавчина, которая разъедает моё терпение.
### Молчание — знак согласия?
Я пыталась говорить с Димой. После очередного воскресного побоища, когда я мыла посуду до часа, я сказала: «Может, хватит? Они же ведут себя, как в ресторане!» Он только пожал плечами: «Родители же, они всегда так. Не драматизируй». Его равнодушие — как нож в спину. Неужели он не видит, что я на грани? Я люблю его, но его молчание делает меня чужой в собственном доме.
Артёмка уже замечает моё напряжение. Говорит: «Мама, ты что сердишься?» Я улыбаюсь, но внутри кипит. Я хочу, чтобы мой сын рос в доме, где весело, а не как на минном поле. Но каждый визит свёкров — это стресс, который я не могу скрыть. Иногда мне хочется просто не открывать дверь, но боюсь: что скажет Дима? Что подумают соседи? А главное — смогу ли я потом смотреть себе в глаза?
### Чаша переполнена
В прошлое воскресенье они снова нагрянули. Я три часа колдовала на кухне: щи, котлеты, винегрет, пирог с капустой. Они ели, причмокивали, но даже не поблагодарили. Когда я робко предложила Антонине Петровне помыть тарелки, она фыркнула: «Я тебе что, кухарка? Сама справляйся!» Дима промолчал, и в этот момент во мне что-то надломилось. Хватит! Я больше не хочу быть их обслугой. Мой дом — не их бесплатная забегаловка!
Я решила — ставлю ультиматум. Либо Дима поговорит с родителями, либо в следующий раз я просто не пущу их на порог. Пусть приходят с едой, пусть помогают, или пусть сидят дома. Знаю, будет скандал. Антонина Петровна назовёт меня неблагодарной, Василий Михайлович заворчит, а Дима, возможно, обидится. Но я больше не могу жить в этом рабстве.
### Моя маленькая революция
Эта история — мой крик души. Свёкры, может, и не понимают, как их поведение выводит меня из себя. Дима, возможно, и любит меня, но его молчание — предательство. Я хочу, чтобы мой дом был моим. Чтобы Артёмка видел маму не измотанную, а счастливую. Чтобы я могла дышать свободно. В 33 года я заслуживаю уважения, пусть даже ради этого придётся устроить небольшой переполох.
Не знаю, чем закончится наш разговор с Димой. Но я знаю одно — я больше не отступлю. Пусть будет буря, но я готова. Моя семья — это я, Дима и Артёмка. А наш дом — не проходной двор. Хватит кормить тех, кто даже «спасибо» сказать не в состоянии.
