«Ты разлучница!» — так бросила мне в лицо невестка, хотя я ни в чем не виновата.
— Представляете, она прямо заявила, что я мечтаю разрушить их брак! — голос Нины Степановны дрожит от обиды. Пожилая, интеллигентная женщина, а на лице — следы усталости. — Без тени стыда, будто совесть загуляла где-то. А я… я ведь только хотела помочь.
Все началось два года назад, когда у её сына, 28-летнего Дмитрия, начались проблемы. Он недавно женился на девушке из глубинки — Светлане. Молодые снимали квартиру в Люберцах, вроде бы справлялись, даже копили на свою «однушку». Но кризис ударил — Диму уволили, и аренда стала неподъемной. Вот Нина Степановна и предложила — сердце не камень — переехать к ней, в её трёшку на Арбате.
— Без меня они бы на улице оказались, — вздыхает она. — Но своих не бросают.
Сначала всё шло более-менее. Но вскоре началось то, к чему Нина Степановна не была готова. Оказалось, Света не привыкла вести хозяйство. В ванной — клоки волос, кровать не заправлена, гора грязных тарелок в раковине. Посуду она мыла, только когда есть уже было не из чего — да и то лишь для себя.
— Жарит себе яичницу, съест — и сковородку хоть бы пальцем тронула. Никакого уважения. А попробуй скажи что — сразу в слёзы: «Вы меня унижаете!» Я-то всего лишь хотела, чтобы она поняла: это не хостел, а мой дом.
Нина Степановна вспоминает, как пыталась найти общий язык: говорила мягко, по-доброму, предлагала помочь. Но в ответ — лишь злые взгляды и упреки. Света считала: раз пустили — значит, теперь «хозяйка» должна терпеть.
— Дошло до того, что я перестала звать гостей. Сестра приехала, увидела этот бардак и ахнула. Мне было так стыдно! Всю жизнь жила в чистоте, а тут — словно свинарник.
Сын, по словам Нины Степановны, предпочитал не вмешиваться. «Не лезьте, сами разберёмся». Но однажды она не выдержала и поставила условие: либо он поговорит с женой, либо съезжают. После разговора Светка хоть как-то стала убирать. Халатно, спустя рукава, но хоть что-то.
Однако мир продержался недолго. Ссоры участились: «Я тут не горничная!» и «Живу, как хочу!» А когда Димка пытался её образумить, она кричала, что он «маменькин сынок», и швыряла в него чем попало.
Через пару месяцев они съехали. Вернулись на съёмную, влезли в долги. А Нина Степановна осталась одна — впервые за много лет.
— Села тогда на диван, выдохнула. Убрала всё до блеска, распахнула окно — и наслаждалась тишиной. Не злая я… но облегчение почувствовала. Никто не мусорит, никто не хамит. Мой дом снова стал моим.
Но спокойствие длилось недолго. Через неделю после отъезда Света позвонила. Казалось бы, извиниться, поблагодарить. Но нет. Она звонила, чтобы обвинить.
— Ты, — прошипела она, — плохо воспитала сына. Он вечно тебя в пример ставит! Видишь, как ты нас поссорила? Хотела, чтоб мы развелись?
Эти слова Нина Степановна приняла как пощечину.
— Даже не знала, что ответить. Я же старалась не лезть, терпела. И вот теперь я — «разлучница»?
Света рассказала, что Дмитрий постоянно сравнивает её со свекровью: «У мамы чисто», «Мама так не делает». А её это бесит — мол, давление и манипуляции.
— Ну и что здесь плохого? Если я всю жизнь жила в порядке и сын это ценит — это повод на меня злиться?
С той поры Нина Степановна решила прекратить общение с невесткой.
— Столько сил в неё вложила… хотела помочь. А в итоге — враг. Пусть живут, как хотят. Я не злюсь. Но и терпеть больше не стану.
Говорит она ровно, но в голосе — усталость. Глубокая, накопленная годами. Женщина, которая хотела лишь поддержать сына, а оказалась виноватой во всём.
— А сын? — спрашиваю. — Он с вами общается?
— Общается. Но теперь — строго по делу. Приходит, помогает. Но чувствую — держится на расстоянии. Видно, боится снова попасть между молотом и наковальней.
Нина Степановна смотрит в окно, где спускаются сумерки.
— А ведь я хотела лишь тепла. Тепла и уважения. Разве это так много?.
