Меня зовут Зоя, и мне 28 лет. Я одна воспитываю сына, Артёма, уже почти десять лет. Его отец, Денис, ушёл из жизни внезапно, когда Артём был ещё младенцем. Неожиданная остановка сердца забрала его слишком рано. Ему было всего 23.
Мы были молоды почти дети когда узнали, что я беременна. Испуганные. Счастливые. Растерянные. Но мы любили друг друга глубоко, сильно. И были полны решимости справиться. Денис сделал предложение в тот же вечер, когда мы услышали сердцебиение Артёма. Этот тихий стук перевернул наш мир но как же прекрасно.
У нас почти ничего не было. Денис играл в группе, я работала ночами в кафе и пыталась закончить учёбу. Но у нас были мечты, надежда и столько любви. Поэтому его смерть разбила меня. Вчера он сочинял колыбельную для сына, а сегодня его не стало. Просто исчез.
После похорон я переехала к подруге и полностью посвятила себя Артёму. С тех пор мы были вдвоём учились на ходу. Подержанные вещи. Подгоревшие блины. Сказки на ночь. Кошмары. Смех. Слёзы. Ссадины на коленках и шёпот: «Всё будет хорошо». Я отдавала ему всё, что у меня было.
Но для моей семьи, особенно для мамы, Галины, этого всегда было мало.
В её глазах я была «тем самым» примером дочерью, которая слишком рано забеременела, девушкой, выбравшей любовь вместо разума. Даже после смерти Дениса она не смягчилась. Осуждала за то, что я не вышла замуж, за то, что не «исправила» жизнь, как ей казалось правильным. Для неё материнство в одиночку было не подвигом, а позором.
А моя сестра Алина? Она следовала всем правилам. Встретила жениха в университете. Идеальная свадьба. Дом в пригороде. Естественно, она была «золотым ребёнком». А я пятном на семейном портрете.
Тем не менее, когда Алина пригласила нас с Артёмом на праздник в честь рождения малыша, я увидела в этом шанс. Новый старт. В приглашении даже была записка: «Надеюсь, это сблизит нас». Я цеплялась за эти слова, как за спасательный круг.
Артём радовался. Настаивал, чтобы подарок выбирал он. Мы остановились на вязаном пледе я шила его ночами и детской книжке, которую он обожал: «Обниму тебя сто раз». «Потому что малышей надо любить», сказал он. Он даже сделал открытку с блёстками и рисунком младенца в одеяле. Его сердце никогда не переставало удивлять меня.
В день праздника всё было идеально золотые шары, цветы, баннер «Добро пожаловать, малыш Милана». Алина сияла в нежном платье. Она тепло обняла нас. На мгновение мне показалось, что всё наладится.
Но я должна была знать.
Когда начали открывать подарки, Алина развернула наш и улыбнулась. Она провела рукой по пледу и прошептала: «Спасибо. Вижу, как ты старалась». Я улыбнулась, комок в горле. Может, это и правда начало.
Потом встала мама с бокалом шампанского.
«Я так горжусь Алиной, начала она. Она всё сделала правильно. Ждала. Вышла за хорошего человека. Строит семью как положено. Как подобает. У этого ребёнка будет всё. Включая отца».
Несколько взглядов устремились ко мне. Лицо горело.
Тётя Лида чьи слова всегда были как уколы фыркнула и добавила: «В отличие от её сестры и незаконнорождённого».
Будто ударили в живот. Сердце остановилось. В ушах звенело. Я чувствовала, как все смотрят и тут же отводят глаза. Никто не заступился. Ни Алина. Ни двоюродные. Ни одна душа.
Кроме одной.
Артёма.
Он сидел рядом, качая ногами, сжимая маленький белый пакет с надписью «Бабушке». Прежде чем я успела остановить, он подошёл к маме, спокойный и собранный.
«Бабушка, сказал он, это тебе. Папа велел передать».
В комнате воцарилась тишина.
Мама, ошарашенная, взяла пакет. Внутри была фотография я не видела её годами. Денис и я в нашей крошечной квартире, за недели до его операции. Его рука на моём животе. Мы улыбались, полные жизни и любви.
Под фото лежало письмо.
Я сразу узнала почерк.
Денис.
Он написал его перед операцией. «На всякий случай», говорил он. Я убрала его в коробку и забыла. Но Артём нашёл.
Мама развернула листок. Губы шевелились, читала про себя. Лицо побелело.
Слова Дениса были просты, но сильны. Он писал о любви ко мне, о надеждах на Артёма, о гордости за нашу жизнь. Называл меня «самой сильной женщиной», Артёма «нашим чудом». «Если ты читаешь это, значит, я не справился. Но запомни: наш сын не ошибка. Он благословение. А Зоя ей не нужно ничего доказывать».
Артём посмотрел на неё и сказал: «Он любил меня. Он любил маму. Значит, я не ошибка».
Он не кричал. Не плакал. Просто сказал правду.
И комната рухнула.
Мама сжала письмо, будто оно весило тонны, руки дрожали. Её безупречная маска треснула.
Я бросилась к Артёму, обняла его, слёзы жгли глаза. Мой сын мой храбрый, прекрасный мальчик только что заступился за нас. Не с криком, а с тихим достоинством.
Двоюродная сестра снимала на телефон. Опустила его, потрясённая. Алина плакала, смотря то на Артёма, то на маму. Время будто остановилось.
Я встала, держа Артёма за руку, и посмотрела на маму.
«Больше никогда не смей говорить о моём сыне так», сказала я. Голос был твёрд. «Ты игнорировала его, потому что ненавидела, как он появился. Но он не ошибка. Он лучшее, что я сделала».
Мама молчала. Просто стояла, письмо в руках, выглядела меньше, чем когда-либо.
Я повернулась к Алине. «Поздравляю, сказала я. Пусть твой ребёнок знает любовь. Ту, что борется. Ту, что остаётся».
Она кивнула, в слезах. «Прости, Зоя, прошептала. Я должна была заступиться».
Мы с Артёмом вышли, держась за руки. Я не оглянулась.
В машине он прижался ко мне и спросил: «Ты не сердишься, что я отдал письмо?»
Я поцеловала его в макушку. «Нет, солнышко. Я горжу
