Меня топтали за «деревенщину», хотя сами чистые сельчане в прошлом
Я родилась и выросла в маленькой деревеньке под Белгородом. С детства знала, что такое труд, земля, как всё даётся не просто так. Мы жили скромно, но честно. И именно тогда я полюбила эту землю не как тяжкую ношу, а как что-то родное, согревающее душу. Мне нравится возиться в огороде, сажать, ухаживать, собирать урожай. Это не просто работа это отдушина. Поэтому, когда вышла замуж, сразу сказала мужу: «Дача обязательно. Если нет будем копить и покупать».
Муж поначалу сомневался, но, видя, как я горю этой идеей, согласился. Купили небольшой домик с участком под Орлом. Всё бы хорошо, если бы не его родители. Особенно свекровь, Лидия Семёновна. Каждая встреча с ней превращалась в тихое издевательство.
«Опять со своими грядками? Прямо как бабка из колхоза», бросала она, кривя рот.
«Наш сын не для того выучился и перебрался в город, чтобы в грязи ковыряться!»
А я слушала и сжималась внутри. Не от стыда, а от недоумения: за что такая злоба? Я ведь не заставляю, я предлагаю разделить радость. Это же не кабала это жизнь, это счастье.
Но я терпела. Думала, ну ладно, городские, им не понять. У них другие ценности. Пока случайно не узнала правду, от которой мне стало даже не больно, а просто смешно.
Оказалось, родители моего мужа сами из глухой деревни. Мать из села под Брянском, отец из глухомани Тамбовской области. Даже их родители до сих пор там живут, держат коров, кур, огород. А они, перебравшись в город, сделали вид, будто этого никогда не было. Вычеркнули свою историю так старательно, словно боятся, что кто-то раскроет их тайну.
И при этом с какой-то дикой наглостью она ещё и ехидничала: «Ты посмотри на свою квартиру прямо как в деревенской избе! Эти коврики, фотографии в рамках, занавески У нас всё стильно: минимум вещей, ничего лишнего».
А мне именно это и нужно уют, домашнее тепло, память в каждом уголке. Пусть не по-модному, зато по-душевному.
Долго молчала. Ничего не говорила. Но однажды, услышав в очередной раз «деревенщина», не сдержалась. Сидели на веранде, она скривилась при виде моего вишнёвого варенья и пирога с малиной:
«Фу, у тебя всё, как в деревне!»
Я улыбнулась и тихо ответила:
«Знаете, есть такая поговорка: из деревни человека вывезти можно, а деревню из человека никогда. Только я не про себя. А про вас, Лидия Семёновна.»
Она застыла. Глаз у неё дёрнулся. Попыталась фыркнуть:
«Это ты мне сейчас такое говоришь?!»
«И вам, и себе. Я своей деревней горжусь. А вы её стыдитесь. Вот и вся разница.»
После этого разговора она притихла. Ни намёков, ни колкостей. Больше не называла меня колхозницей, не морщилась, когда я приносила солёные огурцы или банки с вареньем. Даже, кажется, начала относиться с уважением.
И знаете, я не злопамятная. Но до сих пор обидно: ведь меня унижали за то, что когда-то было их собственной жизнью. Разве корни это стыдно? Разве труд это позор?
Я женщина, которая любит землю. Я не стыжусь своей деревни. Я умею сажать, полоть, солить, варить. И я ничуть не хуже тех, кто живёт в «стильных» квартирах с голыми стенами. Потому что там, где нет души нет и тепла. А у меня оно есть. И никуда не денется.
