Моя жизнь могла бы быть счастливой. Мой муж, Дмитрий, — именно такой человек, о каком я мечтала: заботливый, надёжный, всегда готовый прийти на помощь. Мы ждём ребёнка, и это настоящее чудо, ведь нам обоим уже за сорок. Но над нашим счастьем нависла тёмная туча — болезнь моей матери.
В начале года врачи поставили ей страшный диагноз — болезнь Альцгеймера. Моя мама, Лидия Васильевна, растила меня одна, без отца, который исчез из нашей жизни, когда я была ещё грудным ребёнком. Оставить её одну я не могла. После долгих разговоров с мужем мы решили забрать её к себе в нашу квартиру в Санкт-Петербурге. Дмитрий поддержал:
— Места хватит, Оля. Она же твоя мать, да и в годах уже, разве она нам помешает?
Мы обустроили для мамы уютную комнату, регулярно водим её к врачам, следим за приёмом лекарств. Но моя беременность, которую я восприняла как благословение, почему-то не обрадовала маму. Я надеялась, что она будет счастлива за будущую внучку, ведь она так мечтала о продолжении нашего рода. Вместо этого её поведение становилось всё более пугающим.
Иногда мама смотрит на меня пустым взглядом и вдруг говорит:
— Кто ты? Как ты сюда попала? Уходи отсюда!
Когда мы пытаемся её успокоить, она начинает кричать:
— Не смейте указывать! Я тут хозяйка, а вы — никто!
Она передвигает мебель, прячет мои вещи, а иногда доходит до того, что просто выталкивает меня за порог, будто я чужая. Я терпела, но когда она потребовала, чтобы я таскала тяжёлые пакеты или двигала шкаф, моё терпение лопнуло. Я объясняла, что из-за беременности мне нельзя поднимать тяжести, но в ответ слышала лишь:
— Неблагодарная! Всю жизнь на тебя положила, а ты даже помочь не можешь!
Я повторяла, что жду ребёнка, что мне нужно беречь себя, но её взгляд оставался пустым. Она не помнит. Не понимает. От этого я плачу по ночам, и каждый мой вздох, кажется, отзывается болью в моём ещё не родившемся малыше.
Дмитрий тоже на грани. Мама путает его с разными людьми, называет то Владимиром, то Николаем, то выдуманными именами. Она рассказывает ему о моём детстве, словно он посторонний, а не мой муж. Недавно он признался, стиснув зубы:
— Оля, я больше не могу. Если так продолжится, я сорвусь. Она сводит меня с ума, и я боюсь, что однажды не сдержусь и… сделаю что-нибудь ужасное.
Я сама на пределе. Но сильнее всего меня мучает страх за ребёнка. У меня двадцать вторая неделя, и в голове не перестают крутиться жуткие мысли. А вдруг мама решит, что мой малыш — чужой? Или захочет от него избавиться? Отправит в детдом, выбросит на улицу… Даже думать об этом страшно. Эти мысли душат меня, лишают сна, отнимают радость материнства.
Подруга, видя мои слёзы, посоветовала:
— Оля, отдай её в пансионат. Там за ней будут ухаживать специалисты, и вам всем станет легче.
Я вздрогнула. Как я могу так поступить с мамой? Она посвятила мне всю жизнь, отказывала себе во всём, чтобы я росла счастливой. Предать её теперь — это ужасно. Но в глубине души я спрашиваю себя: а вдруг это единственный выход? Может, так будет лучше для всех? Для мамы, для ребёнка, для нашей семьи, которая теперь едва держится…
Я разрываюсь между долгом и страхом за будущее. Как поступить? Отправить маму туда, где ей действительно помогут, или продолжать жить в этом кошмаре, рискуя здоровьем ребёнка и своим рассудком? Я не знаю. И от этой неизвестности сердце рвётся на части.
Иногда самое трудное — признать, что любовь требует не только жертв, но и разумных решений. Потому что спасая одного, мы можем потерять всех.
