Миллионер вернулся домой без предупреждения и остолбенел от того, что увидел. Каблуки его туфель отстукивали по блестящему мрамору, наполняя холл торжественным эхом. Леонид приехал намного раньше, чем планировал. Ему было 37 лет. Высокий, статный, всегда безупречно одетый. В тот день на нем был белоснежный костюм и голубой галстук, подчеркивающий блеск его глаз. Человек, привыкший к контролю, к миллионным сделкам в стеклянных офисах, к напряженным переговорам в Дубае.
Но в тот день он не хотел контрактов, роскоши или речей ему нужно было что-то настоящее, теплое. Сердце звало его домой, почувствовать, как живет дом без привычного напряжения, которое приносило его присутствие. Увидеть сына маленького Ваню, его сокровище, восьмимесячного малыша с мягкими кудряшками и беззубой улыбкой. Последний свет в его жизни после потери жены. Он никого не предупредил ни свою команду, ни Розу, няню, которая работала у них постоянно. Он хотел увидеть дом таким, каким он был без него живым, естественным.
И он увидел но не так, как ожидал. Повернув в коридор, он замер. Войдя на кухню, он широко раскрыл глаза. Дыхание перехватило. В золотистом утреннем свете, падающем из окна, сидел его сын, а рядом женщина, которую он не ожидал увидеть. Ксения, новая горничная, молодая девушка лет двадцати пяти, в лавандовой форме прислуги, с закатанными по локоть рукавами и волосами, собранными в небрежный, но очаровательный пучок.
Ее движения были мягкими, точными, а лицо выражало спокойствие, которое обезоруживало. Ваня сидел в маленькой пластиковой ванночке, поставленной прямо в раковину. Его смуглое тельце дрожало от восторга при каждом дуновении теплой воды, которую Ксения осторожно лила ему на животик. Леонид не верил своим глазам. Горничная купала его сына. В раковине. Он нахмурился, инстинктивно напрягся. Это было неприемлемо. Розы не было, и никто не имел права прикасаться к Ване без присмотра даже на минуту. Он шагнул вперед, разгневанный, но что-то остановило его.
Ваня смеялся. Тихим, беззаботным смехом. Вода мягко плескалась. Ксения напевала мелодию, которую Леонид не слышал уже очень-очень давно. Колыбельную, которую когда-то пела его жена. Его губы дрогнули, плечи расслабились. Он наблюдал, как Ксения нежно протирала влажной тряпочкой головку малыша, аккуратно промокая каждую складочку, будто от этого зависела вся вселенная. Это был не просто купание это был акт любви. И все же кто такая Ксения?
Он едва помнил, что нанял ее. Она пришла из агентства после того, как предыдущая горничная уволилась. Леонид видел ее всего один раз. Он даже не знал ее фамилии. Но сейчас это казалось неважным. Ксения бережно подняла Ваню, завернула в мягкое полотенце и поцеловала его мокрые кудряшки. Малыш прижался к ее плечу, спокойный, доверчивый. И тут Леонид не выдержал шагнул вперед.
Что ты делаешь? спросил он низким голосом.
Ксения вздрогнула. Лицо ее побледнело.
Господин прошу, дайте объяснить.
Она сглотнула, голос ее дрожал, а руки крепче прижимали Ваню.
Роза в отпуске, прошептала она. Я думала, вы вернетесь только в пятницу.
Леонид нахмурился.
Я не должен был возвращаться. Но вот я здесь и застаю тебя, купающей моего сына в кухонной раковине, как будто
Он не договорил. В горле встал ком. Ксения дрожала.
У него была температура прошлой ночью, призналась она наконец. Невысокая, но он плакал без остановки. Термометра не нашлось, дома никого не было. Я вспомнила, что теплая ванна раньше помогала ему успокоиться Я собиралась сообщить вам. Клянусь.
Леонид открыл рот, но слов не нашлось. Температура. Его сын был болен, а ему никто не сказал. Он посмотрел на Ваню, прижавшегося к груди Ксении, сонно бормочущего. Ни боли, ни дискомфорта только доверие. И все же ярость клокотала в его жилах.
Я плачу за лучший уход, прошипел он. У меня есть медсестры на любой случай. Ты горничная. Ты моешь полы, чистишь мебель. Не смей больше прикасаться к моему сыну.
Ксения моргнула, словно от удара, но не спорила. Не оправдывалась.
Я не хотела ему вреда, проговорила она сдавленно. Он потел, ему было плохо я не могла просто стоять и смотреть.
Леонид глубоко вдохнул, заставляя себя успокоиться. Он не хотел кричать, не хотел терять контроль, но и не мог позволить чужой женщине переступать такие границы.
Отнеси его в кроватку. Потом собирай вещи.
Ксения уставилась на него, будто не понимая.
Вы меня увольняете?
Леонид не повторил приказ только сжал губы и твердо посмотрел. Молчание ударило сильнее слов. Ксения опустила голову и, не проронив ни звука, направилась к лестнице, все еще держа Ваню на руках будто в последний раз.
Леонид остался один у раковины. Вода по-прежнему капала этот звук теперь казался невыносимым. Он уперся руками в столешницу, тело напряжено, сердце колотилось, как барабан. Внутри что-то сдвинулось что-то, чего он еще не понимал.
Позже, сидя в кабинете, Леонид все еще был неподвижен, пальцы впились в край темного дубового стола. В доме, впервые за долгое время, стояла полная тишина и эта тишина проникала в кости.
Нет, это не было облегчением. Не было победой. Он отдал приказ, проявил власть. Но тогда почему внутри пустота? Он открыл приложение с детским монитором на телефоне. Ваня спал в кроватке, щеки розовые, но спокойные. Изображение было размытым из-за ночника, но малыш выглядел нормально.
И все же Леонид не мог выкинуть из головы слова Ксении.
*У него была температура. Никого не было. Я не могла его оставить.*
Мурашки пробежали по спине. Он, отец, не знал, что его сын болен. А кто-то другой, кого он едва знал, заметил.
Наверху, в гостевой комнате, Ксения стояла перед кроватью, чемодан полу
