Олигарх вернулся домой без предупреждения и остолбенел, увидев, что горничная делает с его сыном.
Его каблуки отстукивали ритм по мраморному полу, наполняя холл холодным эхом. Артём вернулся раньше, чем ожидалось. Ему было 37. Высокий, статный, всегда безупречно одетый, он привык к контролю к кабинетам с панорамными окнами, к переговорам в Дубае, к цифрам с шестью нулями.
Но в тот день ему не нужны были контракты. Только что-то настоящее. Его сердце жаждало увидеть дом без напряжённой тишины, которая воцарялась при нём. Увидеть сына, маленького Мишу, его восьмимесячное сокровище с кудряшками и беззубой улыбкой. Последний свет после потери жены.
Он никого не предупредил. Ни команду, ни Розалию, няню на полный день.
И вот что он увидел.
На кухне, залитой утренним солнцем, стояла незнакомая женщина. Катя, новая горничная, лет двадцати пяти, в сиреневой униформе, с волосами, собранными в небрежный, но очаровательный пучок.
Миша сидел в пластиковом тазике, установленном в раковине. Его тельце тряслось от смеха, когда Катя поливала его тёплой водой. Артём застыл.
Она купала его. В раковине.
Его брови сдвинулись, в груди вспыхнул гнев. Это было неприемлемо. Розалии не было, и никто не имел права прикасаться к ребёнку без разрешения. Он шагнул вперёд, но тут
Миша засмеялся.
Тихий, беззаботный смех. Вода плескалась. Катя напевала что-то мелодию, которую Артём не слышал с тех пор, как умерла жена. Колыбельную на коми языке.
Его губы задрожали.
Он смотрел, как Катя осторожно вытирала Мишу полотенцем, как будто от этого зависело всё на свете. Это был не просто купание.
Это была любовь.
Но кто она вообще такая?
Он едва помнил, что нанял её через агентство. Даже фамилию не знал.
Катя подняла Мишу, завернула в полотенце и поцеловала в мокрые кудряшки. Малыш прижался к её плечу, доверчивый, спокойный.
Артём не выдержал.
Что ты делаешь? голос прозвучал как удар.
Катя вздрогнула.
Господин, я могу объяснить.
Она сглотнула.
Розалия в отпуске. Я думала, вы вернётесь только в пятницу.
Я не должен был. Но вот я здесь. И вижу, как ты купаешь моего сына в раковине, будто он
Он не договорил. В горле встал ком.
Катя дрожала.
У него была температура. Ночью. Невысокая, но он плакал. Термометра не нашла, никого не было. Я вспомнила, что тёплая вода помогла ему раньше
Артём открыл рот, но слова застряли. Температура. Его сын болел, а он не знал.
Он посмотрел на Мишу, прижавшегося к Кате.
Ни боли. Ни дискомфорта. Только доверие.
Но гнев клокотал внутри.
Я плачу за лучший уход. У меня есть медсёстры. Ты горничная. Моешь полы. Не смей трогать моего сына.
Катя не спорила.
Я не хотела ему вреда. Клянусь. Он потел я не могла оставить его.
Артём сжал кулаки.
Отнеси его в кроватку. Потом забирай вещи.
Молчание ударило сильнее слов.
Катя опустила голову и, держа Мишу, словно в последний раз, пошла к лестнице.
Артём остался один.
Вода капала с раковины.
Позже, в кабинете, он сидел, уставившись в монитор. Миша спал. Но слова Кати не выходили из головы.
*У него была температура. Никого не было.*
Он не знал, что его сын болел.
Наверху, в гостевой, Катя стояла перед чемоданом, сгорая от стыда. На одежде лежала потрёпанная фотография улыбающийся мальчик в инвалидном кресле. Её брат.
Она ухаживала за ним до самого конца. Бросила учёбу на медсестру. Но он умер у неё на руках.
И вот Миша. С такими же глазами.
Тихое скуление прервало её мысли.
Тот же плач, что и прошлой ночью.
*Температура.*
Она побежала.
Миша корчился в кроватке, красный, с прерывистым дыханием.
Нет времени! Катя повернулась к Артёму, вбежавшему следом. Если поднимется выше, будут судороги.
Он застыл.
Откуда ты это знаешь?
Потому что я уже теряла брата.
Она схватила полотенце, обмочила его и приложила к подмышкам Миши. Потом дала ему электролиты.
Артём молча наблюдал.
Бизнесмен, зарабатывающий миллионы, не знал, как бороться с детской лихорадкой.
А эта женщина, которую он хотел выгнать, действовала, как врач.
Когда приехал доктор, Мише уже было лучше.
Она сделала всё правильно, сказал врач. Ещё немного и начались бы судороги.
Катя сидела у кроватки, гладя Мишины волосы.
Артём смотрел на неё.
Что-то внутри него сломалось.
Останься.
Она подняла глаза.
Прости, прошептал он. Я судил тебя, не зная ничего.
Он подошёл ближе.
Ты спасла моего сына.
Катя сжала край кроватки.
Я предлагаю не просто работу. Вернись к учёбе. Я оплачу всё.
Она заплакала.
С того дня всё изменилось.
Катя стала не просто няней.
Она стала семьёй.
Миша рос с ней рядом. Артём научился быть отцом.
А между ними, медленно, как весенний росток, пробилось что-то новое.
Но это уже другая история.
