— Лёш, может, не езжай в этот раз? Сердце ноет… Попроси кого-нибудь подменить, — тихо сказала Аня, сжимая пальцами край фартука, чтобы скрыть дрожь.
— Рейс выгодный, Анют. Скром малыш, каждый рубль теперь на счету, — ответил Иван, обнимая жену и целуя в махонькие головки непоседливых двойняшек — Машу и Светку.
Аня молча кивнула. Грудь сжимало, но спорить было глупо: их бюджет трещал. Вытерла ладонью предательскую слезу и, провожая мужа, прошептала в спину:
— Возвращайся… Мы будем ждать.
Дверь захлопнулась. Аня встряхнулась, накормила девчонок, вывела их гулять. День прошёл странно тихо — ни капризов, ни драк. Будто и они чуяли беду.
Каждый вечер ровно в десять раздавался звонок. Аня рассказывала, как дочки скучают, как подрабатывает шитьём. Иван смеялся в трубку: «Завтра уже дома, зайка».
Но домой он не вернулся.
Его «КАМАЗ» лоб в лоб столкнулся с вылетевшим на встречку грузовиком. Ни шанса увернуться. Смерть мгновенная.
Ночью зазвонил телефон. Аня подняла трубку — и мир разлетелся на осколки.
Шатаясь, дошла до соседки — бабы Гали. Оставила ей девочек. Сама рухнула на пороге роддома. Врачи едва спасли — экстренное кесарево, чудом вытянули.
Мальчик родился слабым, синюшным. Ему не хватило отцовской крепости, а ей — мужика за спиной.
Назвала Ванькой — в память. Из больницы выписалась, пересчитала деньги. Хватало на пару месяцев. Дальше — как Бог даст.
Жизнь стала борьбой. Баба Галя подкармливала, чем могла. Родни поблизости не было. Аня снова взялась за иглу — сперва шила соседкам, потом пошёл слух, и потянулись клиентки.
Девчонки пошли во второй класс, маленький Ваня — в садик. Они были её светом. Но…
Дочек любила безмерно. А сына… нет, не ненавидела — просто сердце сжималось. С каждым годом он всё больше напоминал погибшего мужа. И каждый раз, глядя на него, она думала: не уберегла, не отговорила…
Мальчик рос тихим, покорным. Читал, убирал, ни на что не жаловался.
Дочкам она покупала ленты, шила платья куклам. Ване перешивала старьё.
— Сирота при живой матери, — качала головой баба Галя, глядя, как он моет посуду после сестёр.
Шли годы. Дочери вышли замуж, разъехались. Остался с ней один Ваня.
Окончил училище, устроился механиком на хлебозавод в их Выборге. Аня стала слепнуть — годы слёз, ночей без сна дали знать.
Ваня ухаживал: варил борщ, водил её под руку по скверу. Она всё чаще шептала:
— Прости меня, сынок… Не заслужила. Живи своей жизнью.
Он только улыбался:
— Всё успеется, мам. И жена, и дети. Внуков ещё нянчить будешь.
И вот пришла она. Скромная, белокурая Наташа.
— Мам, Наташа поживёт у нас. Родителей у неё нет, — тихо сказал сын.
Через три месяца сыграли свадьбу. Съехалась вся родня. Аня улыбалась, но за улыбкой таилась боль.
Диагноз прозвучал как приговор — рак. Времени оставалось мало.
Но судьба смилостивилась — она успела подержать на руках первого внука.
Уходила тихо, с улыбкой, сжимая ладонь того, кого когда-то не смогла полюбить.
Младший сын… единственный… самый родной…
