Мне уже тридцать. В таком возрасте многие обзаводятся семьями, берут кредиты на жильё, а у меня нет даже права на собственное мнение. Всё решает мама. Она держит меня в ежовых рукавицах, контролирует каждый вздох. И я покорно позволяю — не умею сказать «нет».
Отца я никогда не видела. Мама упоминать о нём запрещала, словно его и не существовало. В детстве я болела беспрестанно — грипп, ангина, скарлатина. В сад не ходила, сидела дома под маминым крылом. Жили мы с дедом и бабкой, они нас содержали. Мама по профессии — преподавательница музыки, но работать начала, лишь когда я подросла.
Я была её вселенной. Она жила мной, боялась за меня, как за хрустальную вазу. Ушиблась — значит, гулять нельзя. Чихнула — никаких сквозняков. Любая мелочь превращалась в катастрофу. И я смирилась.
Окончила консерваторию, стала учительницей фортепиано — точь-в-точь как она. Детство прошло без подруг — мама считала всех детей «недостойными». Зато мы ходили в Большой театр, слушали Чайковского, читали Толстого. Жизнь напоминала роман XIX века, только без кавалеров и балов.
В институте ничего не изменилось. Дед помог устроиться в музыкальную школу. Дети радовали, мама одобряла — вокруг одни порядочные люди, никаких сомнительных знакомств. Две девчонки, с которыми я пыталась дружить, исчезли — мама не разрешала с ними видеться.
Пять лет назад появился он — преподаватель по гитаре. Новенький. Умный. Красивый. Как князь Мышкин, только с чувством юмора. Мы сходили на свидание. Я летала от счастья, но недолго.
В первый вечер мама звонила каждые пять минут, довела меня до слёз, парень сбежал. Во второй — я вырубила телефон. Вернулась — у подъезда скорая. Мама обзвонила все морги, подняла на уши милицию. Её увезли с давлением. Третьего свидания не случилось. Впервые в жизни мне захотелось кричать. Ушла к подруге, Лене. Та сказала: «Останься. Иначе сдохнешь в этой клетке».
Я не брала трубку, писала СМС: «Всё нормально». Мама приходила в школу, рыдала в коридоре, потом снова попала в больницу. Я не выдержала — вернулась. С тех пор чувство вины сидит во мне, как нож в спине. Лена умоляла не сдаваться. Но я струсила. И жизнь остановилась.
Теперь мне тридцать. Мы с мамой ходим в Мариинку, летом — в санаторий в Сочи, по выходным ужинаем вдвоём. Ни отношений, ни друзей, ни свободы. Каждая попытка вырваться заканчивается паникой. Я боюсь. Боюсь, что мама не выдержит, что упадёт замертво, а я останусь с этим грузом на всю жизнь.
Я хочу любить, дышать, ошибаться. Но не могу. Не умею быть жестокой. Не умею выбирать себя. Иногда кажется, что выхода нет — только бесконечная тень материнской любви, которая медленно душит…