– Не нужна мне такая дочь! – гремела Вера Ивановна, сотрясая мятым листом. – Позор всему роду! Как в глаза людям смотреть?
– Мамаша, уймись, родная, – шептала Алиса в дверном проёме, очи застилали слёзы. – Обсудим по-хорошему.
– О чём толковать? – голос бабий визгливей становился. – Университет кинула, устроиться не можешь, а теперь это! С кем портачилась, на весь квартал сраму навела!
Соседка Агафья Тихоновна из-за стены нос высунула, шум подслушивая. Заметив любопытный взгляд, Вера Ивановна пуще распалилась.
– Видишь? Уже вся лестничная клетка шепчется! – швырнула бумагу на стол. – Двадцать пять лет пестовала, всё лучшее отдавала, а ты вот чем платишь!
Алиса дрожащими пальцами подняла листок, разгладила. Заявление на брак. Её заявление.
– Мамуль, да я ж счастлива, – попробовала втолковать. – Глеб человек подходящий, души не чает…
– Подходящий? – Вера Ивановна фыркнула, смех колючий как лёд. – Женатый был, с дитём на руках, без толковой работы, лет на десять старше! Альфонс чистой воды!
– Неправда! У Глебушки мастерская своя, авто ремонтирует…
– Мастерская! – фыркнула мать. – Гараж в чистом поле! И что, всю жизнь бензином дышать, в мазуте купаться?
Алиса рухнула на табурет, подкашивались ноги. Дни готовилась к разговору, слова подбирала, о понимании мечтала. Но всё катилось под уклон, не по плану.
– Мама, я взрослая давно. Двадцать пять стукнуло.
– То-то! – вскричала Вера Ивановна. – В твои годы я уже за отцом твоим шла, на фабрике корпела, квартиру получали. А ты? Шляешься неизвестно где, с ветром в голове!
– Папа ведь тебя покинул, – вырвалось у Алисы, и сразу пожалела.
Лик матери белый стал, как стена.
– Сметь не смей! Отец твой в ДТП погиб! Не бросал нас!
– Прости, мам, не то ляпнула…
– То самое! – Вера Ивановна носилась по кухне, будто медведица в неволе. – Мою судьбу желаешь повторить? Одна с сопляком на руках? Этот твой Глебка одну семью уже расколотил!
– По обоюдному разошлись. Не сошлись характерами.
– Ага, не сошлись! – мать плюхнулась напротив, скосив взгляд. – А с тобой сошёлся? Врубилась ты во что вляпалась? Ребёнок у него от прежней! Алименты волком выть! Что тебе останется?
Алиса молча виски терла. Голова трещала от крика, грудь тяжёлым камнем. Мечтала, как обрадует мать, платья свадебные вместе станут подбирать…
– И главное, – продолжала Вера Ивановна, – где откопала его? В каком дворе столкнулись?
– У Лизы Солнцевой на именинах. Помнишь, говорила я?
– Лиза Солнцева! – мать руками всплеснула. – Которая третий венец готовит? Знакомства у тебя – хоть святых выноси!
– Мам, при чём тут Лиза? Глеб там случайно затесался, друг позвал…
– Случайно! Такие как он не бывают где случайно. Подстерегают простушек вроде тебя.
Алиса вскочила.
– Дослово! Ты его даже не видела, а хулу сеешь!
– Зачем видеть? – поднялась Вера Ивановна. – По тебе всё ясно. Бродишь как тень, высохла, полуночница. Это и есть счастье твоё?
– Волнуюсь оттого сохну. Знала ведь, ты против будешь.
– Конечно, против! Не для того тебя в люди выводила, чтобы ты первому шалопаю судьбу вручила!
Вдруг дверной звонок прорвал тишину. Обе замерли.
– Он что ли? – прошипела Вера Ивановна.
– Да, уговорились встреться.
– Никак! Переступить порог не позволю!
– Мамаша, умоляю! Взгляни хоть разок. Может, передумаешь.
– Ни за что!
Звонок повторился, настойчивее.
– Алис, это я, – донёсся голос за дверью.
Алиса взглядом взмолилась.
– Мам, дай только пять минут.
Вера Ивановна замешкалась, но любопытство съело.
– Пусть войдёт. Пятиминутка. И чтоб шагу сюда больше не было.
Алиса распахнула дверь. На пороге стоял мужчина высокий, лет тридцати пяти, взгляд усталый. В руках белые пионы.
– Добрый день, – шагнул в прихожую. – Не Вера Ивановна ли изволите? Я – Глеб.
Мать окинула его с ног до макушки. Китель рабочий, руки в солярке. Точно таким давился её страх.
– Добро пожаловать, – бухнула она, руки не протягивая.
– Вам, – Глеб подал букет. – Алиса часто вспоминает.
– Чирей выньте, – буркнула Вера Ивановна, но цветы приняла. – Чайку на кухне попьём.
Расселись втроём. Глеб спокоен был внешне, но плечи каменные.
– Стало быть, намерены дочь мою в жёны взять, – начала Вера Ивановна в лоб.
– Да. Лю
Валентина Петровна всё ещё ощущала тяжёлое предчувствие на душе, хоть и согласилась, никак не могла избавиться от какого-то внутреннего сопротивления, от навязчивой мысли, что этот выбор дочери принесёт им всем лишь боль и разочарование.