Меня зовут Светлана, и я замужем уже шесть лет. Мой муж Дмитрий — душа нараспашку, работяга, мастер на все руки с доброй душой. И всё было бы прекрасно, если бы эта доброта доставалась не нам, а всем родственникам подряд.
У Дмитрия — большая семья. Мать, брат, две тётки, кузины и даже троюродный дядя из Твери — у каждого вдруг находится дело, которое срочно требует его участия. Не завтра, не послезавтра, а прямо сейчас. В день, когда у нас годовщина или дочка кашляет.
До свадьбы я думала, что он просто близок с роднёй, но настоящий масштаб его “семейного альтруизма” открылся мне лишь после переезда в его родной Нижний Новгород. Нам досталась бабушкина хрущёвка — скромная, но своя. Родня пообещала помочь с работой, и я, не раздумывая, согласилась. Через пару месяцев сыграли свадьбу.
Сначала я списывала его вечные отлучки на хлопоты перед свадьбой и обустройство. Но потом стало только хуже. Дмитрий мог полдня колоть дрова для матери, потом мчаться на другой конец города чинить брату машину, а в полночь — везти тётю в больницу. Утром он валился без сил, ворчал, что вымотался, а я тихонько старалась его порадовать — горячий завтрак, покой. Но едва он открывал глаза — снова звонок. Снова впопыхах собирался.
Я терпела. Молчала. Надеялась, что он очнётся, поймёт: у него теперь своя семья, свой дом, где тоже есть дела. Но нет. Вся его энергия утекала к ним. А я одна возилась с ремонтом, с перестановкой, с бытом. Обои клеила сама. Шкаф собирала сама. Холодильник чинил мастер, потому что Дмитрию было “некогда”.
Я не устраивала сцен. Говорила спокойно. Напоминала, что я ему не чужая, а жена. Он гладил меня по руке, вздыхал, клялся, что всё изменится — и тут же мчался к очередному родственнику.
Когда я забеременела, мне казалось — теперь всё иначе. Он стал внимательным, носил сумки, водил в консультацию. Но прошло пару месяцев — и снова звонки. Снова “дядя просит помочь”, “тётка срочно что-то забыла”, “брату надо перетащить диван”.
“Они мне помогут, когда нам будет нужно”, — твердил он.
Но никто так и не помог. Родилась дочь — первый месяц он старался быть рядом. Потом — снова исчез. Я просыпалась одна, гуляла с коляской одна. Он — то у дяди на даче, то у сестры ремонтирует проводку. Ему звонили в три ночи — и он вскакивал. У нас лопнула труба — “родственник-сантехник” был занят, пришлось звать чужого.
А самое горькое? Когда вся их родня собирается за столом, Дмитрия расхваливают: “Настоящий мужик! Всем помогает!” А я сижу и улыбаюсь через силу. Потому что они видят героя, а я живу с человеком, у которого на нас не остаётся ни минут, ни тепла.
Я пробовала говорить. Он отмахивался:
“Тебе всё есть. О чём ещё переживать?”
А мне нужно малое — чтобы он был дома. Чтобы видел, как растёт дочь. Чтобы у нас тоже были “срочные дела”, на которые он не мог бы махнуть рукой. Чтобы я не чувствовала себя мебелью в его жизни.
Иногда мне кажется, что я просто фон. Женщина, которая греет ему ужин и молча провожает в ночь. И его это, видимо, вполне устраивает.
А меня — больше нет.
