Я была уверена, что муж мне изменяет… Пока не проследила за ним и не узнала правду.
Первые пять лет нашей с Михаилом жизни казались сюжетом из доброго советского фильма. Мы делили всё: мечты, заботы, радости и страхи. Он был моей опорой, моим самым близким человеком — тем, кому я доверяла безоговорочно. А потом что-то сломалось.
Он стал задерживаться на работе. Телефон не выпускал из рук, прятал экран от меня, отвечал односложно. Я старалась не придавать значения — работа, усталость, дела. Но тревога грызла изнутри, и однажды я услышала, как он говорит в прихожей:
— Спи спокойно, лапочка. До завтра…
От этих слов у меня похолодело внутри. «Лапочка»? Так не говорят коллегам. Не говорят друзьям. Я стояла, словно вкопанная, сердце бешено колотилось. Неужели он…? Не могла поверить, но и игнорировать это уже не получалось.
Я начала следить. Проверяла его телефон, когда он засыпал, смотрела историю поиска, отслеживала маршруты. Ничего. Ни одной улики. Но душу глодало: если нет доказательств — это не значит, что нет правды.
И вот тот самый момент.
В субботу он заявил, что едет на «деловую встречу». В выходной. Раньше такого не было. Я кивнула, сделала вид, что собираюсь в магазин, а сама — в машину, следом.
Он ехал почти час, углубляясь в промзону, где мы никогда не бывали. Ладони вспотели, пальцы цеплялись за руль, но я не свернула. Мне нужно было знать.
Он остановился у старой церкви — кирпичной, облупившейся, с покосившимся крестом. Я притормозила в стороне, наблюдала. Михаил вышел и, не оглядываясь, скрылся внутри.
Прошло минут двадцать. Вдруг на пороге появился мужчина в рясе. Они обнялись, как старые друзья, о чём-то переговорили — и Михаил исчез за дверью.
У меня перехватило дыхание. Церковь? Он никогда не говорил о вере. Ни разу не перекрестился за все эти годы.
Наконец он вышел. Тот же костюм, те же черты лица, но… взгляд другой. Спокойный. Яркий. Будто сбросил груз.
Когда он вернулся, я ждала его в прихожей.
— Ты уже дома? — удивился он.
— Я следила за тобой, — прозвучало глухо. — Видела, как ты заходил в храм.
Он замер. Глаза потемнели, но не от страха — от решимости.
— Прости. Я должен был сказать. Но боялся.
— Кто ты, Миша? — голос дрожал. — Ты… священник?
Он молча кивнул.
— Учусь. Уже три года. Скоро рукоположение. Это… моё призвание. Но я не знал, как тебе сказать.
Не измена. Не другая женщина. Другая жизнь. Та, о которой я даже не догадывалась.
— Почему молчал?
— Боялся, что уйдёшь. Что не примешь. А это… часть меня.
Тишина. Я смотрела на него и будто видела впервые.
— Ты ещё хочешь быть со мной? — прошептала я.
— Больше всего на свете, — он сжал мои руки. — Но я не могу больше лгать.
Я не сказала ничего. Просто прижалась к нему, давая слезам течь. Он не предал. Он нашёл себя. А мне теперь предстояло решить — смогу ли принять его таким.
