Мой пасынок бросил вызов поговорке: «Настоящая мать только родная!»
Когда я вышла замуж за Сергея, его сыну Саше было всего шесть. Мама мальчика ушла, когда ему исполнилось четыре без звонков, без писем, просто исчезла холодной февральской ночью. Сергей был разбит. Мы познакомились через год, оба пытаясь собрать осколки своих жизней. Наша свадьба была не только про нас двоих она была и про Сашу.
Я не родила его, но с того дня, как переступила порог их маленького дома со скрипучими ступеньками и постерами футболистов на стенах, я стала его мамой. Да, мачехой но также и будильником по утрам, и тем, кто мазал хлеб сливочным маслом, и помощницей в школьных проектах, и водителем в два часа ночи, когда у него подскакивала температура. Я кричала «Браво!» на его утренниках и болела за него на футбольных матчах. Сидела допоздна, объясняя алгебру, и держала за руку после первой неудачной симпатии.
Я никогда не пыталась заменить его мать. Но я делала всё, чтобы он знал: на меня можно положиться.
Когда Сергей скоропостижно скончался от инсульта перед самым шестнадцатилетием Саши, мир рухнул. Я потеряла мужа и лучшего друга. Но сквозь боль я твёрдо знала одно: я никуда не уйду.
С тех пор я растила Сашу одна. Без кровных уз. Без фамильных традиций. Только любовь. Только верность.
Я видела, как он превращался в удивительного человека. Была рядом, когда он получил заветное письмо из университета он вбежал на кухню, размахивая им, словно золотым билетом. Я заплатила за подачу документов, помогала собирать вещи и рыдала, провожая его в общежитие. Потом снова плакала, глядя, как он получает диплом с отличием.
Поэтому, когда он объявил, что женится на Анастасии, я была безмерно счастлива. Он сиял такого лёгкого я не видела его давно.
«Мам, сказал он (да, он звал меня именно так), ты будешь со мной везде. На выборе платья, на репетиции ужина, на всём».
Я не ждала особых почестей. Мне хватило бы просто быть рядом.
В день свадьбы я пришла заранее. Не хотела мешать просто поддержать своего мальчика. На мне было голубое платье, цвет, который он однажды назвал «как дом». В сумочке лежала маленькая бархатная коробочка.
В ней запонки с гравировкой: «Мальчик, которого я растила. Мужчина, которым горжусь».
Дорогие? Нет. Но бесценные.
В зале царила суета: флористы спешили с гирляндами, квартет настраивал скрипки, организатор нервно сверялась со списком.
И тут ко мне подошла Анастасия.
Она была прекрасна. Идеальна. Платье словно создали специально для неё. Она улыбнулась губами, но не глазами.
«Здравствуйте, мягко сказала она. Как хорошо, что вы пришли».
Я заверила: «Я бы ни за что не пропустила».
Она замялась. Взгляд скользнул по моим рукам, потом вернулся к лицу.
«Предупрежу сразу: первый ряд только для кровных матерей. Надеюсь, вы понимаете».
Слова доходили медленно. Может, это традиция? Или расстановка мест? Но её взгляд был холоден, улыбка выверена. Она говорила серьёзно.
Только кровные.
Земля ушла из-под ног.
Организатор замерла, услышав это. Подружки невесты переглянулись. Никто не проронил ни слова.
Я проглотила ком в горле. «Конечно, выдавила улыбку. Я понимаю».
Последний ряд в зале. Колени дрожали. Я сжимала коробочку, будто она могла меня удержать.
Заиграла музыка. Гости обернулись. Начался выход. Все такие радостные.
И вот появился Саша.
Красавец в тёмно-синем костюме, спокойный, уверенный. Но, идя по проходу, он окинул зал взглядом. Вправо, влево и вдруг остановился, увидев меня сзади.
Он замер.
Сначала недоумение. Потом осознание. Он посмотрел на первый ряд, где мать Анастасии сияла рядом с отцом.
И развернулся.
Я подумала: забыл что-то?
Но его шафер уже шёл ко мне.
«Анна Михайловна? тихо сказал он. Саша просил вас вперёд».
«Я не надо, прошептала я, сжимая запонки. Всё в порядке, не хочу проблем».
«Он настаивает».
Я поднялась, чувствуя, как горят щёки. Все смотрели, пока я шла к первому ряду.
Анастасия обернулась. Её лицо стало каменным.
Саша подошёл к нам. Взглянул на неё твёрдо, но мягко: «Она сядет в первом ряду. Или свадьбы не будет».
Анастасия ахнула. «Саша, но мы же договаривались»
Он покачал головой. «Ты сказала первый ряд для настоящих матерей. И ты права. Поэтому она будет там».
Повернувшись к гостям, он сказал громко: «Эта женщина вырастила меня. Держала за руку, когда мне снились кошмары. Сделала меня тем, кто я есть. Она моя мама, даже если не родила меня».
Потом посмотрел на меня: «Она та, которая осталась».
Тишина повисла над залом.
А потом раздались аплодисменты. Сначала робкие. Потом громче. Кто-то встал. Организатор вытерла слезу.
Анастасия казалась ошеломлённой. Но кивнула.
Я взяла Сашу под руку, глаза застилали слёзы. Он усадил меня рядом с матерью невесты.
Та не взглянула на меня. Но мне было всё равно. Я была здесь не для неё.
Церемония продолжилась. Они обменялись кольцами, поцеловались под гром оваций. Это была прекрасная свадьба трогательная, светлая, счастливая.
Позже, на банкете, я стояла у танцпола, всё ещё не веря произошедшему. Мне было не по себе. Но я чувствовала меня любят.
Анастасия подошла ко мне, когда стало тише.
Теперь она смотрела иначе. В её глазах я увидела то же, что светилось в глазах Саши, и поняла: в конце концов, мы все одна семья.
И пусть говорят, что чужих детей не бывает бывают, просто пока их сердце ещё не открыто.
