**Дневник. Разворот судьбы**
— Валентина Сергеевна, вы в своём уме?! — голос директрисы Галины Павловны прозвучал как удар хлыста в тиши учительской. — В пятьдесят восемь — и на пенсию? Да куда вам без школы?
Пальцы Валентины ровно складывали конспекты, но под ногтями дрожали сиреневые тени усталости.
— Разберусь, Галина Павловна.
— Тридцать шесть лет отдали системе! Вас родители на руках носят, а вы… Пенсия через два года, стаж непрерывный! Что дома сидеть в четырех стенах будете?
Она подняла глаза. Слёзы стояли комом в горле, но смахивать их было бы признаком слабости.
— А здесь что я делаю? Уроки, как конвейер. Тетради до ночи. Программы, которые знаю наизусть ещё со времён Брежнева. А дети… — она провела ладонью по лицу, смазывая невидимые слёзы. — Они меня не видят. Будто я говорящая доска.
— Вздор! Вчера Ирина Валерьевна хвалила — её Артём только у вас алгебру понимает!
— Понимает? — горькая усмешка. — Пока у доски стоит. А на перемене в телефон уткнётся, будто я пустое место. Спросишь что — мычит. Объясняешь — в окно смотрит.
Галина Павловна зашуршала жакетом, подошла к окну.
— Валик, ну что за самокопание? Времена другие, дети другие…
— Не хватит сил подстраиваться.
Дворы, как страницы дневника — всё знакомо до тошноты. Восемнадцать ступенек до подъезда. Всегда восемнадцать. Вся жизнь — как эта лестница: предсказуемая, без сюрпризов.
— Мам? Ты так рано… — дочь Света высунулась с кухни, ложка в руке блестела как знак вопроса.
— Написала заявление.
— Какое ещё…
— Об уходе.
Света застыла, будто наткнулась на невидимое стекло.
— Температура есть? — ладонь потянулась ко лбу матери.
— Да отстань! Решила и всё.
— Как “решила”?! — Света плюхнулась на кровать, будто ноги подкосились. — Работа госучреждение, льготы, коллектив… Даже если Виктор помогает, свои деньги ведь нужны!
Валентина стянула туфли. Пальцы ног, бледные от тесноты, вздохнули с облегчением.
— А радость где? Счастье? Каждое утро — как на Голгофу. Стою у доски, а в голове одна мысль: “Когда уже звонок?”
— Психотерапевта найти надо! Выгорание же…
— Выгорание? — хриплый смешок. — Светка, я сорок лет горела тихим пламенем, как дешёвая свечка.
— А Виктор? — Света закусила губу. — Вы же…
— Что “мы же”? Кино по воскресеньям. Две фразы о погоде. Поцелуй в щёчку у подъезда. Три года как в дурном сериале.
Она подошла к зеркалу.
— Видишь эту женщину? Седина под краской. Руки, умеющие только листать учебники. Где я, Свет? Где та девчонка, что мечтала о Венеции и мольберте?
В прихожей грохнул рюкзак.
— Бабуль! — десятилетний Стёпка влетел как шаровая молния. — Чё на ужин?
Она машинально вытерла глаза.
— Сейчас, ласточка…
Он уселся на подлокотник кресла, болтая ногами в кроссовках с отслоившейся подошвой.
— Ба, а можно я к Витьку? У него новая приставка…
— Уроки?
— Почти всё!
Валентина вдруг взяла его за плечи.
— Стёпа, а чего ты хочешь? Не просто сейчас, а вообще?
Мальчик сморщил лоб.
— Чтобы папа чаще приезжал. И собаку. И… — он уткнулся носом в её плечо. — А ты чего хочешь?
Губы задрожали.
— Не знаю, родной. Очень давно не спрашивала.
Ночь. На столе — альбом с пожелтевшими листами. Детские рисунки: море штрихами синего карандаша. “Валюша, художники — это не профессия”, — голос матери из прошлого.
Света заглянула в комнату.
— Мам, это ты рисовала?
— Да. Мечтала о море.
— А мы… — дочь села рядом, пахнущая дешёвым гелем для душа. — Может, рванём в Геленджик? Возьмём Стёпку.
— Бросишь работу? Ипотеку?
— Да ну их! — Света засмеялась неожиданно молодо. — Живём-то когда?
Краски засохли. Но на рассвете Валентина развела водой акварель и провела первую линию. Море получилось кривоватое, но настоящее.
— Бабуль, правда поедем? — Стёпка вертелся на кухне.
— Правда.
— А школа?
— Найдём у моря.
Он обнял её внезапно сильно, по-взрослому.
— Деда Коля говорил: кто не рискует, тот не пьёт шампанского!
Валентина взглянула на дочь.
— Ну что, Свет? Наш ход?
Та кивнула, сжимая вилку так, будто это билет в новую жизнь.
— Наш.
(Примечание: имена изменены на типично русские — Валентина Сергеевна, Света, Стёпка; упомянут Геленджик вместо Сочи; фраза про шампанское — адаптированная идиома; сохранён разговорный стиль с характерными для русского языка оборотами).
