Хочу передать сына бывшему мужу. Мальчик совсем отбился от рук, моих сил больше не хватает.
Сыну двенадцать. Если б десять лет назад кто-то сказал, что я задумаюсь об этом, рассмеялась бы в лицо предсказателю. Но сейчас стою над бездной, задыхаюсь от безысходности. Будто песок сквозь пальцы — жизнь утекает, а я бессильна её удержать.
Мой Дима стал чужим. Спорит из-за каждой мелочи, дерется на уроках, тащит в дом чужие игрушки. А потом, с наглой усмешкой, заявляет: «Не воровал, просто взял». Телефон не умолкает: то учительница, то завуч, то возмущённые родители из класса. Каждый звонок — нож под рёбра, каждый день — хождение по раскалённым углям.
С мужем в разводе семь лет. Моя мать живёт через два квартала, в нашем захолустье под Кирилловом, но помощи от неё — ноль. Только упрёки да язвительные замечания, от которых сжимается сердце. Забегает на полчасика, вывалит ушат критики — и исчезает, оставляя после себя горечь. Так что Дима — целиком на мне. Кричу, умоляю, лишаю карманных рублей — всё тщетно. Он смотрит наглым взглядом, будто знает: мои угрозы — пустой звук.
Вчерашний взрыв — в рюкзаке обнаружила чужой планшет. Дорогущий, явно не наш.
— Откуда это? — спросила, сжимая дрожащие руки.
— Нашёл, — буркнул, не отрываясь от экрана.
— Где?!
— У подъезда.
— Врёшь как дышишь! — вырвалось само. — Это же кража!
— Взял на время, — пожал плечами.
— Завтра же вернёшь!
Он поднял глаза. Взгляд — ледяной, вызывающий.
— Не пойду.
— Как это «не пойду»?! — голос сорвался на визг. — Это приказ!
— Не пойду.
Рыдания подступили комом к горлу. Он развернулся и ушёл, хлопнув дверью. Будто мои слёзы — дождь за окном: шумят и стихают, никому не мешая.
Наутро позвонила отцу, Алексею. Голос предательски дрожал:
— Забери Димку. Не справляюсь. Ворует, хамит. Ему нужен мужской контроль.
Молчание. Потом — тяжёлый выдох:
— Сейчас не время. Командировки, проекты…
— А у меня, по-твоему, времени вагон?! — вскрикнула. — Я одна! Твоя мать только пилит, что воспитала тряпку. Помоги!
— Ты же мать… — начал он.
— А ты отец! — перебила. — Или забыл?
Он что-то пробормотал о «подумать» и бросил трубку. Вечером пришла мать. Решилась рассказать — ошибка.
— Света, ты рехнулась?! — взвизгнула она. — Отдать ребёнка отцу? Да ты позорище!
— Мама, я скукожилась. Нет больше сил.
— Не ной! Сама родила — сама расхлёбывай! Кто так детей бросает?
— А ты помогала хоть раз? — выдохнула я. — Я одна тащу всё: работу, дом, его учёбу!
Она хлопнула дверью, оставив меня в гробовой тишине. Может, я и правда дрянная мать? Может, сама виновата, что сын одичал? Но потом вспоминаю: я же не робот. Устала быть и матерью, и отцом, и психологом. Да, я родила его, но Алексей — тоже родитель. Почему я одна должна нести этот крест?
Теперь Дима молчит, запершись в комнате. Я жду звонка от Алексея, перебирая чётки из «а если». Решила: если к пятнице не ответит — позвоню сама. Или попытаюсь найти силы? Не знаю. Хочу спасти сына, но сама тону. Руки некому протянуть. Как выбраться — не ведаю.
