28 июня, суббота
Сегодня я снова перебираю в памяти то, как всё изменилось, когда мой взрослый сын Алексей оказался в больнице. Я почти не знала, что у него была вторая жизнь и какие люди его окружали, совсем отличные от меня…
Никогда не думала, что о собственном ребёнке можно знать так мало. Долгие годы я жила в убеждении, что сын просто отдалился от меня как это обычно бывает, когда взрослые мужчины устраивают свои семьи, находят увлечения, заполняют дни работой и обязанностями. Но правда оказалась гораздо сложнее, чем я могла себе представить.
С самого выпуска из университета наш контакт был прохладным. Алексей съехал из Москвы, потом переезжал в Новосибирск, Псков, работал на заводе, о котором почти не говорил. Он был вежлив, но держался на расстоянии.
Он приезжал ко мне только на праздники обычно на несколько часов, а потом спешил обратно в «свой мир». Приглашать меня к себе он почти не смел, редким было его звонок. Часто повторял, что завален работой. Я успокаивала себя тем, что так выглядит взрослая жизнь, что всё естественно. Но гдето в глубине души меня терзало ощущение утраты связи.
Всё изменилось в одну июньскую ночь. Звонок в телефон; женский голос сообщил, что у Алексея случилась авария, он лежит в больнице, нужна семья. Сердце мгновенно остановилось.
В спешке я собрала сумку, позвонила соседке Марии Ивановне, искала документы. Дорога в больницу тянулась бесконечно, а в голове крутились мысли: «А не упустила ли я чегонибудь?», «Была ли я лучшей матерью?», «Успею ли я сказать ему всё, что хочу».
У кровати Алексея сидели незнакомцы: молодой парень в футболке, женщина с яркокрасными волосами, пожилая дама, которая сразу предложила мне чашку чая.
«Вы мама Алексея? Как приятно наконец вас увидеть», улыбнулась дама, словно мы знакомы всю жизнь. Я почувствовала себя гостем в собственном сыне.
В последующие дни открывались новые грани его жизни, о которых я никогда не знала. Оказалось, что Алексей давно участвует в общественной работе: помогает в приюте для бездомных животных, собирает средства для детей из неблагополучных семей, волонтёрствует на фестивалях в Пскове.
Посетивших его людей слушали истории, о которых он мне никогда не говорил: как он ездил с бездомными в ночлежки, как ночами спал на полу, чтобы поддержать нуждающихся. Я плакала, слушая рассказы о сыне, которого считала холодным и эгоистичным.
С каждым днём появлялось больше вопросов, чем ответов. Почему он молчал? Почему не делился своим миром? Когда я наконец заговорила с ним, он был слаб, но в сознании.
«Я не хотел, чтобы ты волновалась. Боялся, что ты не поймёшь. Ты всегда любила порядок, безопасность, предсказуемость. А я я хотел чувствовать, что я нужен, что моя жизнь имеет смысл», тихо произнёс он.
Эти слова резали. Несколько ночей я не могла спать, размышляя о том, что разлучало нас. Поняла, что всё время пыталась удержать сына рядом, не замечая, что ему нужна свобода, доверие, собственный путь. Я хотела быть рядом, но никогда не спросила, кто он есть на самом деле.
Восстановление шло долго, и я оставалась с ним каждый день. Познакомилась с его друзьями, слышала их рассказы о жизни, которой я была чужа. Научилась ценить его выбор, даже если он отличался от моих представлений о тихой, безопасной жизни. Научилась слушать, а не осуждать, не поправлять, а просто быть рядом.
Сейчас наши отношения совсем другие. Алексей звонит чаще, приглашает меня в свою квартиру, делится делами. Я сама стала участвовать в волонтёрских проектах, встречаться с его друзьями, открывать мир, который раньше казался мне чужим и ненужным. Я перестала бояться того, чего раньше боялась, и благодаря этому я стала ближе к сыну, чем когдалибо.
Иногда я всё ещё ловлю себя на мысли, что хотела бы, чтобы он был тем, кем я его представляла спокойным, предсказуемым, всегда под рукой. Но теперь я понимаю, что материнская любовь не в том, чтобы ребёнок был нашим отражением, а в том, чтобы принять его таким, какой он есть. И хотя я всё ещё учусь этой новой близости, я уверена, что всё терпение, боль и слёзы стоили того, чтобы наконец обрести подлинную связь с моим сыном.
