Живот урчал, словно бездомный пёс, а руки коченели от холода. Я шла по тротуару, разглядывая витрины ресторанов, залитые тёплым светом. Запах свежей еды ранил сильнее, чем мороз. В кармане не было ни копейки.
Город пробирал до костей. Такой холод, от которого не спасает шарф или руки, засунутые в карманы. Холод, пропитывающий тебя насквозь, напоминая, что ты один без дома, без еды без близких.
Я была голодна.
Не тот лёгкий голод, когда не ел пару часов, а тот, что поселяется в тебе на дни. От которого живот гудит, как барабан, а голова кружится, если наклониться слишком резко. Настоящий голод. Голод, который болит.
Больше двух дней я ничего не ела. Только глотнула воды из фонтана и откусила кусок чёрствого хлеба, подаренного прохожей старушкой. Обувь продырявилась, одежда залоснилась, а волосы спутались, будто я дралась с ветром.
Я шла по проспекту, где стояли дорогие рестораны. Тёплый свет, тихая музыка, смех гостей всё это было чужим миром. За каждым окном семьи поднимали бокалы, пары улыбались, дети играли с приборами, будто в жизни не бывает боли.
А я я мечтала о куске хлеба.
Побродив ещё, я решилась зайти в ресторан, от которого веяло райским ароматом. Запах жареного мяса, горячей гречки и топлёного масла заставил слюну наполнить рот. Столы были заняты, но сначала никто не обратил на меня внимания. Я заметила освободившийся столик с остатками еды сердце ёкнуло.
Я подошла осторожно, не глядя ни на кого. Села, будто была гостьей, будто имела право здесь находиться. И, не раздумывая, схватила чёрствый хлеб из корзины и сунула в рот. Он был холодным, но для меня пиром.
Дрожащими руками я подобрала остывший картофель, сдерживая слёзы. Потом кусочек почти сухого мяса. Жевала медленно, словно это последний кусок в жизни. Но внезапно грубый голос ударил, как пощёчина:
Эй. Так нельзя.
Я окаменела. С трудом проглотив, опустила взгляд.
Передо мной стоял высокий мужчина в идеально сидящем тёмном костюме. Туфли блестели, как зеркало, а галстук лежал безупречно. Он не был официантом. Даже клиентом не похож.
Из извините, прошептала я, лицо пылало от стыда. Я просто очень хотела есть
Пыталась сунуть картошку в карман, будто это спасёт от унижения. Он молчал. Смотрел, словно решал рассердиться или сжалиться.
Иди за мной, наконец приказал он.
Я отпрянула.
Я ничего не украду! взмолилась. Дай доесть, и я уйду. Клянусь, не устрою сцену.
Чувствовала себя ничтожной, разбитой, невидимой. Будто я назойливая тень, которой здесь не место.
Но вместо того, чтобы выгнать, он махнул официанту и сел за столик в углу.
Я застыла, не понимая. Через минуту официант подошёл с подносом: пышная гречка, сочное мясо, тушёные овощи, ломоть горячего хлеба и большой стакан молока.
Это мне? голос дрожал.
Да, улыбнулся официант.
Я подняла глаза мужчина наблюдал. Ни насмешки, ни жалости. Лишь странное спокойствие.
Подошла к нему, ноги словно ватные.
Почему вы накормили меня? пролепетала.
Он снял пиджак, будто сбрасывал невидимые доспехи.
Потому что никто не должен выживать на объедках, твёрдо сказал. Ешь спокойно. Я хозяин этого места. И отныне здесь для тебя всегда будет тарелка.
Горло сдавило. Слёзы жгли глаза. Плакала не только от голода. От стыда, усталости, унижения и от облегчения, что кто-то впервые за долгое время УВИДЕЛ меня.
***
Я приходила на следующий день.
И ещё.
И снова.
Каждый раз официант встречал улыбкой, будто я постоянный клиент. Садилась за тот же столик, ела молча, аккуратно складывала салфетки.
Однажды мужчина в костюме появился снова. Пригласил к своему столу. Я колебалась, но в его голосе была безопасность.
Как тебя зовут? спросил.
Алевтина, прошептала.
Сколько лет?
Семнадцать.
Он кивнул. Больше не спрашивал.
Потом сказал:
Ты голодна. Но не только еды.
Я уставилась.
Тебе не хватает уважения. Достоинства. Чтобы кто-то спросил, как дела, а не смотрел, как на мусор.
Я молчала. Он был прав.
Где твоя семья?
Мать умерла от болезни. Отец ушёл к другой. Меня выгнали. Идти было некуда.
А школа?
Бросила в восьмом классе. Стыдно было ходить грязной. Учителя смотрели, как на чудище. Дети смеялись.
Он снова кивнул.
Тебе нужны не жалость, а шанс.
Достал визитку.
Завтра приходи по этому адресу. Это центр для таких, как ты. Там дают еду, одежду, учат. Хочу, чтобы ты попробовала.
Зачем вам это? голос дрожал.
Потому что в детстве я тоже ел объедки. Кто-то подал руку. Теперь моя очередь.
***
Прошли годы. Я поступила в тот центр. Научилась готовить, уверенно читать, работать за компьютером. Получила чистую постель, уроки самоуважения, психолога, объяснившего: я не хуже других.
Сейчас мне двадцать три.
Я управляющая кухней того самого ресторана. Волосы уложены, форма выглажена, ботинки крепко сидят на ногах. Следую, чтобы голодные не уходили без тарелки еды. Иногда приходят дети, старики, беременные все жаждущие не только хлеба, но и взгляда, полного понимания.
Каждому я говорю:
Ешь спокойно. Здесь не судят. Здесь кормят.
Мужчина в костюме иногда заходит. Галстук уже не так туго затянут. Подмигивает, иногда пьём вместе кофе после смены.
Я знал, что ты далеко пойдёшь, сказал однажды.
Вы помогли начать, ответила я. Но остальное я сделала сама. С голодом внутри.
Он