Несколько месяцев до нашей свадьбы Дмитрий показал мне вирусное видео, где жених бросает невесту в бассейн во время фотосессии.
Он смеялся до слёз. «Представляешь, если бы мы так сделали?» — говорил он, вытирая глаза.
Я не смеялась.
Взглянув ему прямо в лицо, я ответила: «Если ты такое провернёшь — я уйду. Серьёзно».
Он усмехнулся, обнял меня и поцеловал в лоб. «Да ладно, Света, я же не дурак».
Я поверила.
Свадьба была такой, как я мечтала — тёплой, изящной, по-настоящему нашей. У Дмитрия дрожали руки, когда мы обменивались кольцами.
В воздухе стоял аромат пионов. Мой отец, Игорь, крепко сжал мне руку, прежде чем повёл к алтарю.
Я была в платье, которое шесть месяцев создавала на заказ — слои нежного тюля, вышивка, жемчужные пуговицы, тихо звеневшие при каждом движении.
Рядом с террасой был бассейн. Между церемонией и банкетом фотограф предложил сделать там несколько снимков.
Дмитрий взял меня за руку, притянул к себе и прошептал: «Ты мне доверяешь, да?»
Я улыбнулась. «Конечно. Только без сюрпризов, помнишь?»
Он кивнул, и мы приняли романтичную позу — классический наклон, где жених будто бы ловит невесту. Но потом… он просто разжал руки.
Намеренно.
Я оказалась в воде. Платье раздулось, макияж поплыл, холод обжег кожу.
Когда я вынырнула, откашливаясь, первое, что я увидела — Дмитрий, смеющийся и дающий пятёрки своим друзьям. «Это станет мемом!» — кричал он.
Никакой заботы. Никаких извинений. Только восторг.
Сердце разорвалось не громко, но чётко. Внутри что-то переключилось — я вдруг всё поняла.
Человек, который должен был меня защищать, выбрал унижение, хотя я ясно запретила ему это.
И тут раздался спокойный голос:
«Света, иди сюда, дочка».
Это был отец. Он прошёл через ошеломлённых гостей, снял пиджак и протянул руку.
Я взяла её без колебаний. Вот что значит настоящее доверие — оно проявляется, когда это важно.
Он помог мне выбраться, укутал в пиджак, придержал за подбородок, чтобы я пришла в себя.
Потом повернулся к Дмитрию — не со злостью, а с уверенностью — и сказал:
«Всё кончено. И для тебя тоже».
Никаких криков. Просто факт.
Банкет отменили. Моя мама договорилась с администрацией, и через двадцать минут столы уже разбирали.
Я переоделась в сухое в гримёрке и отдала промокшее платье сотруднице, которая смотрела на него, будто вот-вот расплачется.
Родители Дмитрия пытались поговорить с моими. Бесполезно.
Вернувшись в свою детскую комнату, я не плакала. Просто смотрела на заранее подписанные благодарственные открытки и думала: «Как мы до этого докатились?»
Потом зазвонил телефон.
Сообщение от Дмитрия: «Неужели нельзя пошутить? Какая ты зажатая».
Я посмотрела на экран и заблокировала его номер без ответа.
Утром отец попросил меня присутствовать при одном разговоре. «Ты должна услышать это сама», — сказал он.
Дмитрий больше года работал в его фирме на младшей должности.
Отец дал ему шанс, доверяя моему выбору. Но у всякого доверия есть предел.
Около десяти утра Дмитрий пришёл к нам. Он вошёл с той же самодовольной ухмылкой и заявил: «Вы не можете меня уволить. Это личное».
«Именно личное, — ответил отец. — А ещё профессиональное. Ты разрушил доверие, на котором держится компания».
Дмитрий фыркнул. «Вы готовы погубить мою карьеру из-за шутки? Мы же муж и жена, у меня есть права на—»
«Вы не муж и жена, — перебил отец. — Брачное свидетельство не зарегистрировано. Света хотела подписать его после медового месяца. Юридически ничего не было».
Дмитрий растерялся. «Блефуете».
Я шагнула вперёд. «Я позвонила в ЗАГС сегодня утром. Никаких документов. Ничего. Я проверила».
Отец добавил: «Ты потерял жену. Ты потерял работу. И ты не уйдёшь ни с копейкой. Ты не совершил ошибку, Дмитрий. Ты сделал выбор. И выбрал жестокость».
Потом он открыл дверь. Дмитрий не стал спорить. Просто ушёл, не говоря ни слова.
Позже я сидела на кухне, пока наша домработница Татьяна готовила томатный суп и горячие бутерброды.
«Будь я на свадьбе, — сказала она, — я бы сама столкнула его в бассейн».
Мы засмеялись. И впервые с того ужасного момента я снова почувствовала себя в безопасности.
Через несколько недель я забрала платье из химчистки. Оно было чистым, но уже другим — ткань потускнела, стала жёсткой, как воспоминание, пытающееся стереться.
Я отдала его. Пусть кто-нибудь другой сделает из него что-то красивое.
Когда меня спрашивают, что было больнее всего — платье, унижение, предательство — я всегда отвечаю одно: ничто.
Больнее всего было осознание, что я провела черту… а он перешёл её ради смеха.
Я поняла, что основа любви — не в красивых жестах. Она в уважении. Без него всё остальное — просто пустой звук.
Компания прекрасно обошлась без него.
А я?
Я сняла светлую квартиру с большими окнами. Вернулась к работе редактора.
Стала чаще соглашаться на встречи с подругами, прогулки и другие маленькие радости.
И если я когда-нибудь снова выйду замуж, никаких наклонов у бассейна не будет — только мужчина, который услышит меня с первого раза, когда я скажу: «Пожалуйста, не надо».
