Живот урчал, как бездомный пёс, а руки коченели, будто вмёрзли в лёд. Я брела по тротуару, разглядывая витрины ресторанов, откуда валил такой вкусный запах, что аж сердце сжималось. В кармане ни копейки.
Москва вымораживала до костей. Не тот холод, что лечится шарфом или тёплыми варежками. Это был холод, который пробирается внутрь и напоминает: ты одна. Без дома. Без еды. Без людей.
Я была голодная.
Не «ой, с утра не ела», а по-настоящему. Так, что желудок урчит, как барабан на параде, а в глазах темнеет, если резко наклониться. Голод, который превращает тебя в зверя.
Два дня только вода из уличной колонки и кусок чёрствого хлеба, подаренный какой-то старушкой у метро. Одежда в пятнах, обувь с дырами, волосы будто их драл за хвост рассерженный кот.
Я шла по Тверской, мимо дорогих ресторанов. За стёклами тёплый свет, смех, семьи с детьми, пары, целующиеся над бокалами вина Чужой мир. А я мечтала хотя бы о корочке хлеба.
В одном из заведений пахло так, что слюна потекла ручьём. Жареная картошка, мясо, свежий борщ Столики заняты, но я заметила один, где только что ушли гости. На скатерти остатки еды.
Подошла, села, как будто так и надо, и схватила кусок хлеба. Холодный, чёрствый но для меня пир. Дрожащими руками подобрала остывшую картошку, чуть не плача от счастья.
Эй, так нельзя.
Голос как удар. Подняла глаза: передо мной мужчина в строгом костюме, с лицом, на котором читалось то ли раздражение, то ли жалость.
Простите прошептала я, чувствуя, как горит лицо. Я просто очень голодна.
Он молча смотрел, потом махнул официанту. Через пять минут передо мной стояла тарелка с дымящимся борщом, котлетой и гречкой. Рядом хлеб и чай.
Это мне? голос дрожал.
Да, улыбнулся официант.
Человек в костюме наблюдал со своего столика. Ни насмешки, ни брезгливости просто спокойствие. Я подошла, еле держась на ногах.
Зачем?..
Потому что по помойкам лазить не должно никто, сказал он, снимая пиджак. Ешь. Я здесь хозяин. Отныне для тебя тут всегда будет еда.
Я расплакалась. Не только от голода. От стыда. От усталости. От того, что кто-то наконец увидел не грязную бродяжку, а человека.
***
Я приходила снова. И ещё раз. Каждый раз меня встречали, как свою. А потом он позвал меня к своему столику.
Как зовут?
Алиса.
Возраст?
Семнадцать.
Он кивнул, не стал расспрашивать дальше. Потом сказал:
Ты голодна. Но не только еды тебе не хватает.
Я уставилась на него.
Тебе не хватает уважения. Достоинства. Простого человеческого «как дела?».
Он оказался прав.
Родителей нет?
Мама умерла. Отец запил, потом исчез. Квартиру потеряли.
Школу бросила?
Да. Стыдно было ходить грязной. Учителя смотрели, как на мусор.
Он достал визитку.
Завтра приходи по этому адресу. Тут помогают таким, как ты. Еда, одежда, учёба.
Почему вы это делаете?
Потому что я тоже когда-то ел объедки. А потом мне протянули руку. Теперь моя очередь.
***
Прошли годы. Я окончила курсы, научилась готовить, работать с людьми. Теперь я повар в том самом ресторане. Волосы чистые, форма наглаженная, в глазах уверенность.
Иногда к нам заходят те, кто голоден не только едой, но и добротой. Я ставлю перед ними тарелку и говорю:
Ешь. Здесь не судят.
Человек в костюме (уже без галстука) иногда заходит выпить со мной чаю.
Я знал, что ты справишься.
Вы дали мне шанс. А остальное я сама.
Голод странная штука, смеётся он. Может сломать. А может заставить идти вперёд.
Я знаю это лучше всех.
Потому что моя история началась с чужих объедков. А теперь я кормлю людей надеждой.