Живот урчал, будто голодный пес, а руки мерзли, словно в ледяном пруду. Я шла по тротуару, разглядывая ярко освещённые окна ресторанов, где аромат свежеприготовленной еды колол, будто острейший ветер. Ни одной копейки в кармане.
Город был замёрзший, как в далёкую морозную ночь: такой холод, что ни шарф, ни укрытие в карманах не спасали. Он просачивался в кости, напоминая, что ты одна, без дома, без пищи… без кого‑нибудь.
У меня был голод.
Не тот лёгкий голод, когда не ел несколько часов, а такой, что врезался в тело на несколько дней. Живот стучал, как барабан, голова кружилась, когда наклоняешься слишком быстро – настоящий, болезненный голод.
Больше двух суток я не пробовала ничего съесть. Пила лишь немного воды из общественного колодца, грызла кусок старого хлеба, подаренный какой‑то женщиной на улице. Обувь была порвана, одежда грязная, а волосы спутались, будто ветром их разметал.
Я шла по широкой улице, где располагались изысканные рестораны. Тёплое освещение, мягкая музыка, смех обедающих – всё это было чуждым миром. За каждой витриной семьи поднимали тосты, пары улыбались, дети играли столовыми приборами, будто жизнь им не могла причинить боли.
А я… я умирала от желания откусить хотя бы крошку хлеба.
Пробравшись через несколько кварталов, я вошла в ресторан, откуда доносился аромат славы. Запах жареного мяса, горячего риса и топлёного масла заставил слюну полить. Столы были заняты, но никого не было, кто бысь обратил на меня внимание. Я заметила стол, только что отчищенный, где ещё лежали остатки еды, и сердце сжалось.
Я осторожно подошла, будто клиентка, будто имела право находиться здесь. И, не задумываясь, схватила жёсткий кусок хлеба из корзины и вбросила в рот. Он был холоден, но для меня стал деликатесом.
Я запихнула в рот холодные картофельные дольки дрожащими руками, старалась не плакать. Затем откусила почти сухой кусок мяса, пережёвывая его медленно, словно это был последний укус в мире. Но в тот момент меня прервала грубая голосовая команда:
— Эй. Так нельзя.
Я замерла, проглотила с трудом и опустила взгляд.
Передо мной стоял высокий мужчина в безукоризненно тёмном костюме, блестящие ботинки, галстук ровно застёгнутый на безупречной рубашке. Он не был официантом и даже не выглядел обычным клиентом.
— Про… простите, сэр, — заикаясь, я покрылась румянцем от стыда. — Я просто была голодна…
Я попыталась засунуть кусок картошки в карман, словно это спасёт меня от унижения. Он молчал, лишь смотрел, будто не знал, злиться или сострадать.
— Идите со мной, — наконец приказал он.
Я отступила на шаг.
— Я не краду, — умоляла я. — Позвольте просто съесть и уйти, клянусь, что не устрою скандал.
Я чувствовала себя крошечной, разбитой, незаметной, словно тень, мешающая людям.
Но вместо того, чтобы выгнать меня, он поднял руку, дал сигнал официанту и сел за стол в дальнем углу. Я стояла, не понимая, что происходит. Через несколько минут официант подошёл с подносом, поставив передо мной дымящийся тарелку: пышный рис, сочное мясо, паровые овощи, горячий кусок хлеба и большой стакан кефира.
— Это для меня? — спросила я дрожащим голосом.
— Да, — ответил официант с улыбкой.
Я подняла глаза и увидела, как тот мужчина наблюдает за мной из своего места. В его взгляде не было насмешки, не было жалости, лишь странная, необъяснимая спокойствие.
Я подошла к нему, ноги будто желе.
— Почему вы дали мне еду? — прошептала я.
Он снял пальто и бросил его на стул, словно отрёкся от невидимой брони.
— Потому что никто не должен искать выживание в крошках, — сказал он твёрдо. — Ешь спокойно. Я владелец этого заведения, и отныне каждый, кто придёт сюда, найдёт тарелку.
Меня охватило молчание. Слёзы жгли глаза. Я плакала, но не только от голода. Плакала от стыда, от усталости, от унижения, от того, что кто‑то впервые в долгие годы действительно увидел меня.
••
Я возвращалась на следующий день. И ещё раз. И снова. Каждый раз официант встречал меня с улыбкой, будто я была постоянной клиенткой. Я садилась за тот же стол, ела молча, а закончив, аккуратно складывала салфетки.
Однажды вечером снова появился тот в костюме мужчина и пригласил меня присесть рядом. Сначала я сомневалась, но его голос вселил уверенность.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Ульяна, — прошептала я.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
Он кивнул, больше ничего не спрашивая.
Через некоторое время он сказал:
— Ты голодаешь, да. Но не только от пищи.
Я посмотрела на него озадаченно.
— Ты голодаешь по уважению, по достоинству, по тому, чтобы кто‑то спросил, как ты живёшь, а не просто увидел тебя как мусор на улице.
Я не знала, как ответить, но он был прав.
— Что случилось с семьёй?
— Мама умер, от болезни. Папа ушёл к другой, не вернулся. Оставила меня одна, меня выгнали из дома, где я жила. Никакого укрытия.
— А школа?
— Я бросила второй класс, стыдилось идти в грязи. Учителя относились к мне как к изгою, одноклассники оскорбляли.
Он кивнул снова.
— Тебе не нужна жалость. Тебе нужны возможности.
Он вынул из пальто карточку и вручил её мне.
— Завтра иди по этому адресу. Это центр подготовки для молодых людей, как ты. Мы даём еду, одежду и, главное, инструменты. Хочу, чтобы ты пошла.
— Зачем вы это делаете? — спросила я со слезами.
— Потому что когда я был ребёнком, я тоже ел остатки. И кто‑то протянул мне руку. Теперь моя очередь.
Годы прошли. Я пошла в центр, который он порекомендовал. Научилась готовить, свободно читать, пользоваться компьютером. Дали тёплую постель, в стенах центра проводили занятия по самооценке, психолог объяснил, что я ничуть не меньше других.
Сейчас мне двадцать три года.
Я работаю начальницей кухни в том самом ресторане, где всё началось. У меня чистые волосы, выглаженная форма и крепкие ботинки. Я отвечаю, чтобы никогда не оставалось холодного блюда для того, кто в нём нуждается. Периодически приходят дети, пенсионеры, беременные женщины… все они голодны по хлебу, но и по признанию.
Каждый раз, когда кто‑то заходит, я улыбаюсь и говорю:
— Ешь спокойно. Здесь не судят. Здесь кормят.
Тот мужчина в костюме появляется время от времени. Сейчас он не носит столь тугой галстук. Он кивает, а иногда мы вместе выпиваем кофе после смены.
— Я знал, что ты далеко зайдёшь, — сказал он однажды вечером.
— Вы помогли мне начать, — ответила я, — а дальше я шла, голодная.
Он рассмеялся.
— Люди недооценивают, силу голода. Он не только разрушает, но и толкает вперёд.
И я помню это как будто вчера.
Моя история начиналась среди крошек. А теперь… теперь я готовлю надежды.