«Пусть хоть такой отец, чем вообще никакого» — вздыхает моя бывшая свекровь.
— Дитя должно знать своего родителя! — строго говорит Людмила Сергеевна. — Вы с Дмитрием разошлись, это да. Но разве он перестал быть отцом? Этого у него не отнять. Нельзя отрывать ребёнка от родной крови. Пусть он и не ангел — но разве лучше, чтобы сын рос, не зная его вовсе?
Я слушаю её, и в груди сжимается холодный ком. Мы с Димой развелись полтора года назад. Брак длился почти семь лет. Начиналось всё красиво: букеты, признания, белое платье, а затем — рождение Саши. Но сказка быстро разбилась о реальность.
Сначала я закрывала глаза — ну выпил лишнего, ну задержался с друзьями. Потом пошло хуже: пьянки до утра, враньё, переписки с девчонками, сомнительные приятели. А ведь у нас рос сын. Я билась за семью. Умоляла, ругалась, ходила к психологу, говорила по душам. Даже терпела его жалобы, будто со мной ему невыносимо. А потом просто сдалась — хватит.
Саше тогда было пять. Я сняла комнату, устроилась на работу, записала его в школу. Мы зажили вдвоём. Бабушке я не запрещала видеть внука — Людмила Сергеевна всегда была ко мне добра. Помогала, чем могла: то присмотрит, то рублём выручит. Душа-человек. Вот беда — своего сына она не видит таким, какой он есть.
А Дмитрий после развода, судя по всему, не изменился. Как бухал — так и бухает. Работы не держится, ночами пропадает в подозрительных заведениях, кормится с её пенсии. И вдруг, спустя год, «вспомнил» про сына.
Раньше он будто не замечал Сашу — будто мебель, а не ребёнок. А теперь требует встреч, хочет «восстанавливать связь». Но я знаю, в каком виде он является: перегаром, помятый, с воспалёнными глазами. Что он даст мальчику? У него и на мороженое копейки нет, а его квартира — захламлённая берлога.
— Пусть хоть у подъезда посидит с ним час! — уговаривает свекровь. — Ты же рядом, во дворе. Сам же приходит, тянется к сыну. Не гони его. Это важно для Саши…
Я чувствую, за её словами — отчаянная надежда. Мол, внук разбудит в Диме отца, заставит одуматься. Авось исправится?
Но я знаю его. Он не хочет меняться. Ему просто скучно, и хочет почувствовать себя значимым. И хоть сердце шепчет: «Не пускай!», в голове вертится другой вопрос: а может, и правда… Может, сыну нужно знать, что у него есть отец — пусть и никудышный? Что он не аист принёс, не в капусте нашли, а есть человек, от которого он родился. Пусть неудачник. Пусть пьяница. Но живой.
А если однажды Саша спросит: «Где мой папа? Почему он меня не любит?» Что скажу? Что он был, но я его не пускала? Что решила за него — лучше без отца, чем с таким?
Не знаю, что правильно. Боюсь отпускать сына к человеку, который не держит слово. Но и не хочу, чтобы Саша вырос в пустоте. Чтобы потом обвинил меня в том, что я скрыла от него правду. Ведь даже плохой отец — это часть его. Кровь, корни, фамилия.
Да, я зла на Дмитрия. За всё, что он сломал. За предательство. Но не имею права заставлять сына ненавидеть его. Пусть сам решит, когда вырастет.
Пожалуй, соглашусь на встречи. Но только под моим присмотром. Без водки, без вранья. Просто шанс для мальчика увидеть отца. Хоть изредка. Хоть на полчаса.
Может, Людмила Сергеевна и права. Порой лучше хоть какой-то отец, чем пустота. Потому что даже боль учит. А из понимания растёт мудрость. И сила — та, что не даст моему сыну повторить его судьбу.
Если смогу уберечь его от этого — значит, всё сделала правильно.