Моя дочь стала мамой в семнадцать — еще ребенок с мечтами о жизни, которая только начинается. Она родила сына и жила со мной, а я поддерживала ее, как могла: укачивала малыша по ночам, готовила и утешала. Но она часто говорила:

29 октября 2025г., Пятницкое, Московская область

Сегодня, когда я открываю эту тетрадку, в голове вновь всплывают обрывки тех лет, когда моя дочурка Анастасия стала мамой, пока ей едва исполнялось семнадцать. Её глаза всё ещё были полны детской наивности, а мечты о светлом будущем лишь начинали расплываться в мыслях. Она родила сына, и мы с ним жили в нашей маленькой дачке, где я, как могла, держала всё в руках: ночами качала малыша, готовила еду, успокаивала их, когда тревоги становились тяжёлым грузом. Но Анастасия часто шептала мне:

Это не моя жизнь. Я хочу чегонибудь другого.

В девятнадцать лет она уехала работать в Германию, обещая присылать деньги, чтобы наш маленький Сергей рос без нужды. Я слышала её клятвы: «Я вернусь, когда всё устроится». Прошёл месяц, а её телефон уже не давал сигнала. С того дня я больше не слышала её голоса.

Иногда в сети появлялись её фотографии улыбающаяся, в загородных коттеджах с друзьями, словно счастье нашло её. Но ни звонка, ни рубля, ни «как там ребёнок?» от неё не доносилось.

Всё пришлось на мои плечи. Я сама вела Сергея в детский сад, помогала с уроками, лечила простуду, слушала его детские фантазии. Он рос, зовя меня «бабушка», и в десять лет Анастасия неожиданно вернулась, заявив, что хочет увидеть сына. Она осталась на месяц, водила его в парки, покупала одежду, дарила подарки и оставила небольшую сумму в рублях. Я поверила, что на этот раз всё будет иначе. Но уже через несколько дней она исчезла вновь.

Два года тишины. Я перестала ждать, не желая новых конфликтов и обид, живя лишь ради Сергея. Когда ему исполнилось двенадцать, она вновь появилась, будто «вернулась за сыном», будто он лишь чемодан, который можно взять, когда захочется. Я пыталась отговорить её, но правовых возможностей у меня не было. Мне пришло извещение о судебном заседании по примирению.

Там, несмотря на слёзы Сергея и его мольбы, я сказала:

Берите его. Моё дело уже сделано.

Анастасия увезла его в СанктПетербург. Больно, но я смирилась. Сначала я виделась с ним каждые две недели, потом реже, а потом лишь на каникулы. Каждый раз он шептал мне:

Бабушка, здесь не мой дом.

Я никогда не произносила злых слов о ней, лишь тихо повторяла:

Однажды ты всё поймёшь.

И тот день настал. В восемнадцать лет Сергей вернулся. Стоял в дверях с чемоданом, со слезами в глазах, обнял меня и сказал:

Бабушка, я хочу жить с тобой.

Я не расплакалась, лишь крепко обняла его и прошептала:

Этот дом всегда будет твоим.

Сейчас он уже взрослый: учится в университете, строит планы, мечтает о своей семье. Его мать живёт далеко, в Берлине, и он её не ищет. Говорит, что не злит его, просто нет о чём говорить.

Я чувствую покой. Я исполнила свой долг. Любовь, которой я отдала, вернулась ко мне, как тихий снег, укрывший всё вокруг мягкой белизной.

Rate article
Моя дочь стала мамой в семнадцать — еще ребенок с мечтами о жизни, которая только начинается. Она родила сына и жила со мной, а я поддерживала ее, как могла: укачивала малыша по ночам, готовила и утешала. Но она часто говорила: