Моя мама растворилась в нас: мне и моих детях, бесконечно навязывая свои взгляды…

Мать полностью растворилась в моей судьбе и жизни моих детей, бесконечно навязывая свои взгляды…

Замужем десять лет. Мы с супругом — православная семья, растим троих ребятишек. После свадьбы я уехала из провинциального городка под Нижним Новгородом, где жила с матерью и бабушкой. Когда бабушка ушла, мама осталась одна. Скучала, навещала нас, но держалась — работала, справлялась. Всё изменилось три года назад: её здоровье пошатнулось — давление зашкаливало, суставы скрипели. Охваченная тревогой, я уговорила её перебраться поближе. Всю жизнь она прожила с бабушкой, без мужа, и бросить её одну я не могла. Сняли квартиру в соседнем районе нашего пригородного дома, оплачиваем, даже устроили её в местную библиотеку — чтобы не теряла связь с миром.

Вместо благодарности — тяжкий груз, с каждым днём давящий сильнее. Мама не просто переехала — она вросла в наш быт, как осина в болото. Раньше, приезжая в гости, она баловала внуков пирогами, помогала, уезжала. Теперь она — тень за каждым плечом. Её гиперопека душит: свои правила, свои истины, которые она вколачивает в нас, игнорируя нашу веру, наш уклад. Для неё нет границ — ни моих, ни детских.

Всё не так: дети одеты не по погоде, накормлены не вовремя, воспитаны без строгости. Она выспрашивает у воспитательниц подробности нашего дня, словно следователь, затем обрушивает на меня «житейскую мудрость». Связь между нами рвётся, превращаясь в тихую войну. Я стала нервной, резкой, теряю веру в себя. Её призрак преследует меня даже в тишине — слышу её упрёки, вздохи, причитания.

Пыталась оградиться — сократила визиты, ссылаясь на кружки детей, дела. Бесполезно: она просачивается, как вода. Муж ей чуть ли не враг — будто он крадёт её шанс вернуть прошлое, когда мы жили втроём: она, бабушка, я. Порой рыдает: «Я обуза, ты меня предаёшь». И я тону в этом — не знаю, как остаться любящей дочерью, не сорваться на крик. После разговоров с ней — будто выжатый веник, опустошение до дрожи.

Она твердит: «Это же любовь, доченька, жертвенная, как у Богородицы». А я задыхаюсь. Хочу быть хорошей — не получается. Её «любовь» — петля на шее. Не видеть её — и разрывает сердце, потому что следом ползёт вина, тяжёлая, как гиря. После звонков сижу, собирая себя по крупицам, — не выходит.

Теперь — луч надежды: мужу предложили контракт в Германии. Переезд — шанс вырваться, наконец дышать. Но внутри — заноза: бросить её здесь, немощную, — предательство. А если станет хуже? А если умрёт в тоске? Мысль гложет.

Но жить рядом — больше не могу. Нужны вёрсты между нами — чтобы она приезжала лишь на праздники, а не врастала в наш дом, как плющ. Мечтаю, чтобы её тень перестала давить, но страх и долг сжимают горло. Прав ли мой побег? И ещё страшнее — скрывать, как жажду этого. Что, если её тоска станет моей виной? Разрываюсь меж долгом и свободой. Выбор — как нож меж рёбер, и не знаю, хватит ли духу его вынуть.

Rate article
Моя мама растворилась в нас: мне и моих детях, бесконечно навязывая свои взгляды…