**Дневниковая запись**
Морозный вечер в Москве. Я, Артём Морозов, стоял у огромных окон своего пентхауса в башне «Морозов» и смотрел, как падает снег. Цифры на часах показывали 23:47, но идти домой не хотелось. В свои 32 года я привык к одиноким ночам за работой именно эта привычка помогла мне утроить состояние, оставленное родителями, всего за пять лет.
Голубые глаза отражали огни города, пока я растирал виски, пытаясь прогнать усталость. Отчёт на экране ноутбука начал расплываться перед глазами. Нужен был глоток свежего воздуха. Я накинул кашемировое пальто и направился в гараж, где ждал мой «Аурус». Ночь выдалась особенно холодной, даже для декабря. На термометре показывало 12°C, а синоптики обещали, что к утру будет ещё холоднее.
Я ехал без цели, слушая мягкий рокот двигателя. Мысли путались между цифрами, графиками и странным чувством одиночества, которое преследовало меня в последнее время. Наталья, моя экономка вот уже десять лет, твердила, что мне давно пора «пустить любовь в сердце», как она выражалась. Но после провала последних отношений с Викторией, светской львицей, которой был важен только мой счёт в банке, я решил посвятить себя исключительно делам.
Непонятно как, я оказался возле парка Горького. В такую пору он был почти пуст, лишь несколько рабочих в жёлтом свете фонарей убирали снег. Хлопья падали густо, создавая почти сказочный пейзаж. *«Может, прогулка поможет»*, пробормотал я себе.
Припарковавшись, я вышел, и ледяной воздух ударил по лицу, будто тысяча иголок. Дорогие итальянские ботинки проваливались в рыхлый снег, оставляя следы, которые тут же заносило новым слоем.
Тишина была почти абсолютной, нарушаемая лишь скрипом снега под ногами. И вдруг я услышал Сначала подумал ветер. Но нет, этот звук был другим слабым, едва уловимым. Сердце забилось чаще.
Плач.
Я остановился, пытаясь понять, откуда он. Снова тихий стон, теперь чётче со стороны детской площадки. Подойдя ближе, я увидел, что весь угол парка завален снегом. Качели и горки походили на призрачные силуэты в тусклом свете фонарей. Плач раздался опять из-за кустов.
Обогнув их, я едва не потерял дар речи.
Под снегом лежала девочка. Лет шести, не больше. На ней был только лёгкий плащ, совершенно неподходящий для такой погоды. Но хуже всего было другое в её руках, прижатые к груди, двое крошечных свёртков.
«Младенцы Господи», вырвалось у меня, и я тут же опустился на колени. Девочка была без сознания, губы синие. Пульс едва прощупывался, но был. Малыши зашевелились, заплакали громче. Не раздумывая, я снял пальто, завернул всех троих и достал телефон. Руки дрожали так, что я едва не уронил его.
«Доктор Петров, знаю, поздно, но это экстренный случай. Немедленно приезжайте в мой особняк. Нет, не ко мне. Я нашёл троих детей в парке. Одна без сознания».
Потом позвонил Наталье. Даже спустя столько лет меня поражало, как она умудрялась брать трубку после первого же гудка, будь то хоть три ночи.
«Наталья, приготовь три комнаты, прогрей их. И найди чистую одежду. Нет, не для гостей. Я везу детей девочку лет шести и двух младенцев».
Да, ты не ослышалась. Объясню по приезде. И позови ту медсестру, что мне помогала, когда я руку сломал Марью Ивановну».
Осторожно подняв их, я отнёс в машину. Девочка была пугающе лёгкой, а близнецы им явно не было и полугода.
Особняк Морозовых трёхэтажное здание в классическом стиле встретил нас зажжёнными огнями. На пороге стояла Наталья, её седые волосы, как всегда, собраны в тугой пучок, поверх ночной рубашки накинута шаль.
«Боже правый!» воскликнула она, увидев мою ношу.
«Нашла их в парке», коротко бросил я, шагая внутрь. «Комнаты готовы?»
«Да, розовая спальня и две соседние на втором этаже. Марья Ивановна уже в пути».
Я поднялся по мраморной лестнице, Наталья шла следом. Розовая спальня, названная так из-за нежных персиковых тонов в интерьере, была одной из самых уютных в доме. Я уложил девочку на кровать с балдахином, а Наталья занялась малышами.
«Искупаю их», сказала она уверенно. Видно было, что с детьми она на своей территории.
Доктор Петров, наш семейный врач, приехал быстро. Несмотря на поздний час, он был безупречно одет в серый костюм.
«Где пациенты?» спросил он, открывая чемодан.
Осмотрев девочку, он констатировал лёгкую гипотермию. «Повезло. Ещё пара часов на таком морозе» он не договорил, но я понял.
Вскоре приехала Марья Ивановна, медсестра с доброй улыбкой. Вместе с Натальей они осмотрели близнецов те, к удивлению, перенесли холод лучше старшей.
«Удивительно, сказал доктор. Она, должно быть, грела их своим телом. Невероятная храбрость для такого ребёнка».
Горло сжалось. Что заставило малышку на такое отчаяние?
Часы тянулись медленно. Марья Ивановна осталась с близнецами в соседней комнате, где Наталья соорудила две колыбели. Я не отходил от девочки, глядя на её бледное лицо. Что-то в ней пробудило во мне инстинкты, которых я в себе не знал.
Около трёх ночи она зашевелилась сначала едва, потом веки дрогнули
И вдруг глаза. Зелёные, широко раскрытые от ужаса.
Она рванулась вверх, но я мягко удержал её.
«Тихо, малышка. Ты в безопасности».
«Где малыши?!» её голос был полон паники.
«Спит, рядом. Наталья и медсестра с ними. Они в порядке».
Девочка чуть успокоилась, но страх не уходил. Она озиралась по сторонам, будто не понимая, где оказалась.
«Меня зовут Артём Морозов. Я нашёл вас в парке. Вы замёрзли».
Она закусила губу.
«Как тебя звать?» спросил я мягко.
«Лиза», прошептала она так тихо, что я едва расслышал.
«Красивое имя. А сколько тебе