Максим лежал в коме почти неделю, а я сидела у его постели, не могла перестать плакать. Шестилетняя девчонка, тихо шепнула: «Жаль вас, тётенька Как только вы уходите он тут же устраивает праздник».
Он играл роль спящего принца, а я грешной феи, пока маленькая крошка не впустила в мою реальность запах правды, более резкий и горький, чем любой антисептик в больничных коридорах.
Тишина в квартире была такой густой, словно её можно было задохнуться. За окном давно погасли огни, а я, Алиса Петровна, всё ещё сидела перед мерцающим монитором, завершала очередной дизайнпроект. На столе показывали без пяти одиннадцать. Снова аврал. Снова ночь напролёт. Снова я одна в этой просторной, стильной, но бездушной квартире. Муж, Максим, как обычно, ушёл «к друзьям». Третий раз за эту изнурительную неделю.
Я откинулась на спинку кресла, с усилием потерла воспалённые, песочные веки. В ушах гудел непрекращающийся звон усталости. «Вот опять я одна, прошептала я в тишину. Твой невыносимый характер оттолкнул всех». В памяти пробежали последние ссоры: мои упрёки, его молчаливое раздражение. Может, он прав? Может, я действительно вечно всё недовольна, вечно «пилю» и ною? Может, моя суровая прямолинейность невыносима, и он убегает, как от чумы?
Я была фрилансдизайнером. Заказы шли одна за другой, и я зарабатывала столько рублей, что хватало бы на двоих с избытком. А Максим Год назад он «закрыл» свой небольшой бизнес и с тех пор проживает в постоянном «поиске себя». На практике это означало бесконечные часы на диване с приставкой, бессмысленный серфинг в сети и регулярные отлучки к «друзьям», которые становились всё чаще и продолжительнее.
Алиса, не дави на меня, говорил он, когда я робко намекала, что пора принимать решение. Ты же знаешь, я в глубокой депрессии. Мне нужна твоя поддержка, а не бесконечные упрёки.
И я отступала. Замолкала, чувствуя укол резкой, едкой вины. Действительно, зачем быть такой резкой? Нужно дать ему время. Нужно быть мудрее, терпимее, мягче. Нужно
Вдруг резкий, сухой вибрационный гудок заставил меня вздрогнуть. Это был телефон Максима. Он оставил его на краю журнального столика. Я броско взглянула на загоревший экран. Сообщение от «Ксении»: «Максик, скучаю до безумия. Когда уже увидимся?».
Сердце не просто упало оно ощутило свободное падение в ледяную бездну. Я схватила смартфон дрожащими пальцами. Пароль он не ставил «нечего скрывать». Открыв переписку, я увидела десятки, сотни сообщений: «Любимый мой», «соскучилась до боли», «когда ты, наконец, скажешь своей жене правду?», «она тебя совсем не ценит, а я».
Руки дрожали, почти уронив телефон. Я лихорадочно листала вверх. Фотографии: Максим с незнакомой рыжеволосой девушкой, обнимаются в уютном кафе, целуются под дождём в парке, смеются, валяются на диване в чужой квартире. На каждой счастливая, сияющая улыбка, которой я не видела уже годами.
Во рту образовался комок, горький и противный. Желчь подкатила к горлу. Я с трудом сглотнула, набрала номер мужа. Долгие гудки, наконец, он поднял трубку.
Алло? голос был расслабленным, веселым, а на фоне слышался приглушённый девичий смех.
Максим, это я.
Мертвая пауза. Смех мгновенно оборвался.
Алиса? Чтото случилось?
Случилось, мой голос прозвучал чужим, металлическим. Я нашла твой телефон и переписку с Ксенией.
Тишина в трубке стала тяжёлой, густой, как смола, и длилась целую вечность.
Завтра я подаю на развод, сказала я с ледяным спокойствием, которого не знала в себе. Не возвращайся. Вещи я выставлю в подъезд.
Алиса, подожди, ты ничего не понимаешь! Я всё могу объяснить! запинался он.
Но я уже положила трубку. Смартфон выскользнул из ослабевших пальцев и упал на пол. Я медленно опустилась на диван, обхватив голову руками. Двенадцать лет брака, которые я считала, если не идеальными, то прочными. Двенадцать лет я верила, любила, терпела, поддерживала. А он изменял. Судя по переписке уже минимум полгода. Полгода лжи, полгода презрения, полгода насмешек за моей спиной.
Я пролила всю ночь горькими, безнадёжными слезами. Утром, с опухшими глазами, но с неожиданной твёрдостью, собрала его вещи в большой чемодан и выставила у входной двери. Позвонила юристу, назначила встречу. Я шла до конца, это было моё кредо.
Но Максим не пришёл. Не звонил. Не писал. Два дня полного, оглушающего молчания. Я начала нервничать. Неужели ему настолько всё равно? Неужели двенадцать лет не стоили даже попытки объясниться?
На третье утро зазвонил телефон. Незнакомый номер. Алиса Викторовна Новикова? спросил официальный женский голос. Это городская клиническая больница 12. Ваш супруг, Максим Игоревич Новиков, доставлен к нам с гипертоническим кризом. Состояние тяжёлое. Приезжайте срочно.
Мир опрокинулся, рассыпался на осколки. Вся моя ярость и боль мгновенно превратились в животный ужас. «Это я во всём виновата! Я довела его своими сценами! Это я своими подозрениями и упрёками привела его в больницу!» грохотало в висках.
Не помня себя, я схватила первую попавшуюся сумку, вызвала такси и помчалась в больницу. В палате интенсивной терапии Максим лежал бледный, почти прозрачный. Вены его рук были испещрены катетерами, к телу тянулись провода от мерцающих мониторов. Врач, уставший мужчина лет пятидесяти, говорил о сильном стрессе, скачке давления, микроинсульте и риске полного удара.
Он в коме, но неглубокой, объяснил доктор, понизив голос. Медикаментозный сон. Теоретически, он может слышать вас. Говорите с ним, это важно для пробуждения.
Я села на стул у кровати, осторожно взяла его холодную, безжизненную руку в свою. Максимка, прости меня, шептала я, и слёзы вновь потекли по щекам, но теперь это были слёзы раскаяния. Я не хотела, не думала, что так получится Прости меня, родной. Пожалуйста, поправляйся. Всё обсудим, всё наладим. Я обещаю. Только очнись.
Я приходила каждый день, от рассвета до заката, читала ему вслух его любимые книги, плакала, просила прощения. Врачи лишь разводили руками состояние тяжёлое, улучшений нет.
Милый, я во всём виновата, говорила я, склонившись над ним. Я пилю тебя днём и ночью, не даю покоя, не понимаю твоего состояния. Конечно, ты искал утешения на стороне. Конечно, я сама толкнула тебя в чужие объятия. Это моя вина. Прости меня. Вернись, и мы начнём всё с чистого листа.
Прошла неделя. Я бросила работу, отложила всех клиентов, перестала отвечать на звонки. Единственное, что имело смысл, это его пробуждение.
В пятницу вечером, когда я, измотанная, выходила из палаты, к мне подошла маленькая девочка, шесть лет, с двумя светлыми косичками, в которые вплетены голубые резиночки. Большие бездонные глаза смотрели на меня с взрослой серьёзностью.
Тётя, вы к дяде Максиму ходите? тихо спросила она.
Да, милая, с трудом улыбнулась я. Это мой муж.
Девочка кивнула. Я Злата. Мой папа тут работает охраной. Я после садика к нему прихожу, жду, пока смена закончится. Иногда дяде Максиму кофе приношу из буфета. Он просит.
Я нахмурилась. Кофе? Златочка, но он же он в коме. Он не может просить кофе.
Злата посмотрела на меня с искренним удивлением. Нет, он не спит. Он ходит, разговаривает, даже смеётся. Только когда вы уходите, он видит вас за дверью, сразу возвращается в кровать и закрывает глаза.
Подо мной поплыло. Я присела на корточки, чтобы быть на уровне девочки, и взяла её за руку.
Злата, ты уверена? Ты точно видела, как он встаёт?
Конечно! воскликнула она. Вчера он даже танцевал с Ксенией. Она такая красивая, рыжая. Приносит ему вкусную еду. Они вместе смеются, громкогромко. А когда вы приходите, тётя Ксения прячется в ванной.
Я перестала дышать. Воздух стал густым, вязким. Злата а почему ты мне всё это рассказываешь?
Девочка посмотрела на меня с бездонной детской жалостью. Мне вас жалко, тётя. Вы каждый раз плачете. А дядя Максим потом тёте Ксении рассказывает, что вы ему наговорили, и они оба хохочут. Мне неприятно. Папа говорит, что в взрослые дела лезть нельзя, но мне вас очень жалко.
Я медленно встала, ноги были ватными. Спасибо, Златочка. Ты очень смелая и честная девочка.
Я вышла из больницы, села в машину и закрыла глаза. Руки дрожали, и я не могла попасть ключом в замок зажигания. Он всё время притворялся, симулировал, чтобы я чувствовала свою вину, сдалась и согласилась на его условия, чтобы продолжать его содержать, пока он наслаждается любовницей прямо в палате.
Вечером, около девяти, я вернулась в больницу. Охранник у входа отец Златы, суровый мужчина с усталыми глазами кивнул, пропуская меня. Я подошла к палате, дверь была приоткрыта, свет пробивался из щели, слышался приглушённый смех.
и вот, представляешь, дверь открывается, и заходит моя Ксениянезнакомка, начинает: «Максимка, прости, я во всём виновата!» прозвучал его голос, озабоченный и насмешливый.
Женский голос, тот же, что я слышала по телефону: Максим, как ты можешь? Она же, наверное, тебя действительно любит.
Любит мою будущую половину квартиры! А я её терплю ради денег. Но скоро мы с ней разведёмся, она мне всё отдаст в виде компенсации за «моральный ущерб», и мы с тобой, Ксения, будем жить настоящей жизнью!
Ты уверена, что план сработает?
Сто процентов! Она уже неделю как виноватая во всём. Ещё чутьчуть, и подпишет что угодно.
Я резко толкнула дверь. На кровати сидел Максим в больничной пижаме, сияющий и полностью здоровый. На его коленях полулежала та самая рыжеволосая девушка с фото. На прикроватной тумбочке стояли пластиковые контейнеры с остатками еды и почти пустая бутылка дорогого вина.
Увидев меня, они замерли, как актёры, пойманные внезапным световым прожектором.
Алиса начал он, пытаясь встать.
Но я подняла руку, останавливая его. Ни слова. Молчать.
Голос мой был тихим, но в нём звенела сталь, и Максим отпрянул. Я достала телефон и сделала несколько чётких снимков: он, она, бутылка, разбросанная одежда.
Для суда, холодно пояснила я. Чтобы не было лишних вопросов.
Максим всё же спрыгнул с кровати, скинув с колен Ксению. Алиса, слушай, я могу всё объяснить! Это не то, что ты думаешь!
Объяснять будешь судье. А сейчас наслаждайся своей свободой, сказала я, развернувшись и вышедя из палаты. Не кричала, не разрыдалась. Шла с прямой спиной и горящим от холодной ярости сердцем.
В машине я сразу позвонила в банк. Здравствуйте, немедленно заблокируйте все карты, привязанные к моему счёту, включая дополнительные, выпущенные на имя моего мужа, Максима Новикова.
Затем в бухгалтерию больницы. Здравствуйте, это Алиса Новикова. Я оплачивала лечение, прекращайте финансирование. Мой муж здоров. Он симулировал. Готова предоставить доказательства.
Дома я вызвала аварийную службу, сменила замки, внесла Максима в чёрный список, собрала его оставшиеся вещи в мусорные пакеты и выставила на лестничной площадке.
Когда всё закончилось, пробила полночь. Я опустилась на диван в гостиной и заплакала. Но это были не слёзы боли, а слёзы облегчения, сметающие двенадцать лет липкой ядовитой лжи. Я прожила с человекомиллюзией, актёроммошенником, а сама вину возлагала на себя.
Боже, какая я была слепая дура, прошептала я, вытирая слёзы. «Ксениянезнакомка». Так он меня видел всё это время.
Утром Максим появился у двери, звонил с чужих номеров, крикнул в домофон. Я не реагировала, вызвала полицию, и его увезли с предупреждением о нарушении порядка.
Развод прошёл быстро и гладко. У меня были неоспоримые доказательства фотографии, переписка, показания маленькой Златы, которые судья учёл. Суд оказался на моей стороне. Максим не получил ни копейки, ни квадратного сантиметра.С тех пор я каждое утро просыпаюсь с чувством свободы, зная, что правда, даже самая горькая, наконецнаконец стала моим путеводным светом.
