Максим лежал в коме целую неделю, а я сидел у его кровати, не в силах сдержать слёзы. Шестилетняя Лера прошептала: «Жаль вас, тётя Как только уйдёте он сразу же снова устраивает праздник».
Я притворялся спящим принцем, а она грешной феей, пока девочка не открыла мне правду, запах которой был резче и горчее, чем больничный антисептик.
Тишина в квартире была такой густой, что, будто её можно было подавиться. За окном давно погасли фонари, а я, Алиса, всё ещё сидела перед мерцающим монитором, доводя до конца очередной дизайнпроект. Часы показывали без пяти одиннадцать. Снова аврал, снова ночь напролёт, снова я одна в этой просторной, стильной, но бездушной квартире. Мой муж, Максим, как обычно, ушёл «к друзьям». Третий раз за неделю. Третий раз в эту бесконечную, изматывающую неделю.
Я откинулась в кресле, потерла воспалённые веки. В ушах звучал назойливый звон усталости. «Опять одна», прошептала я в пустоту. «Опять твой характер оттолкнул всех». Перебирала в памяти последние ссоры: мои упрёки, его молчаливое раздражение. Может, он прав? Может, я действительно вечно недовольна, вечно «пилю» и ною? Может, моя строгая прямолинейность невыносима, и он спасается от меня, как от чумы?
Я работала фрилансдизайнером. Заказы шли один за другим, и я зарабатывала в рублях столько, что хватало на двоих с избытком. Максим год назад «свернул» свой небольшой бизнес и с тех пор находится в затяжном «поиске себя». На практике это означало часы на диване с приставкой, безцельный серфинг и частые отлучки «к друзьям», которые становились всё длиннее.
Алиса, не дави, говорил он, когда я робко намекала, что пора бы уже определиться. Ты же знаешь, я в глубокой депрессии. Мне нужна твоя поддержка, а не бесконечные упрёки.
Я отступала, чувствуя укол острой вины. Надо было дать ему время, надо было быть мудрее, терпимее, мягче
Врезался телефонный гудок. Это был телефон Максима, забытый на журнальном столе. На экране вспыхнуло сообщение от «Ксюня»: «Максик, скучаю до безумия. Когда уже увидимся?»
Сердце будто сорвалось в свободное падение. Я схватила смартфон дрожащими пальцами, открыл переписку. Десятки сообщений: «Любимый мой», «соскучилась до боли», «когда скажешь жене правду?», «она тебя не ценит, а я».
Я пролистывала фотографии: Максим с рыжеволосой девушкой в уютном кафе, целовались под дождём, смеялись на диване чужой квартиры. На каждой его улыбка сияла, а я её не видела уже годами.
Горло наполнилось горьким комком, я с трудом проглотила, набрала номер мужа. Долгие гудки, наконец, он поднял трубку.
Алло? звучал его голос лёгким, с приглушённым женским смехом на фоне.
Максим, это я.
Тишина в трубке отрезала дыхание.
Алиса? Что случилось?
Я нашла твой телефон и переписку с Ксюней.
Тяжёлая тишина вытянулась, словно смола.
Завтра подаю на развод, произнесла я холодным, будто бы не своим, голосом. Можешь не возвращаться. Вещи твои я выложу в подъезд.
Алиса, подожди, объясню! запинался он.
Но я уже повесила трубку. Смартфон упал, я упала на диван, обхватив голову руками. Двенадцать лет брака, которые я считала прочными, пролились в один миг. Он изменял минимум полгода, судя по переписке.
Я пролила всю ночь горькими, безнадежными слезами. Утром, с отёкшими глазами, собрала его вещи в большой чемодан, выставила у входа, позвонила юристу, назначила встречу.
Третий день зазвонил телефон.
Алиса Викторовна Новикова? спросил официальный голос. Это городская клиническая больница 12. Ваш супруг, Максим Игоревич Новиков, доставлен к нам с гипертоническим кризом. Состояние тяжёлое, просим приехать срочно.
Мир раскрошился. Всё, что я держала, превратилось в ужас. «Всё изза меня! Я довела его к больнице своими упреками!» гудело в голове.
Я схватила сумку, вызвала такси, мчалась в больницу. В палате интенсивной терапии Максим лежал бледный, вены испещрены катетерами, рядом мигающие мониторы. Доктор, лет пятидесяти, говорил о сильном стрессе, скачке давления, микроинсульте.
Он в лёгкой коме, сказал врач, понижая голос. Медикаментозный сон, теоретически слышит. Говорите с ним, это важно.
Я села у кровати, взяла его холодную руку.
Максимка, прости меня, шептала я, слёзы катились по щекам, но теперь это были слёзы раскаяния. Не хотела, не думала, что всё так обернётся Пожалуйста, поправляйся.
Каждый день я сидела у него, читала вслух любимые книги, плакала, просила прощения. Врачи лишь разводили руками: состояние тяжёлое, улучшений нет.
Прошла неделя, я бросила работу, отказалась от клиентов, всё, что имело смысл, ждать его пробуждения.
В пятницу вечером ко мне подошла маленькая девочка, шесть лет, две светлые косички с голубыми резинками, огромные голубые глаза.
Тётя, вы к дяде Максиму ходите? спросила она.
Да, милая, улыбнулась я, хотя и не от радости. Это мой муж.
Я Лера. Папа тут работает охранником, я после садика к нему прихожу, иногда приношу дяде Максиму кофе.
Я нахмурилась.
Кофе? Дядя в коме, он не может просить кофе.
Лера посмотрела с удивлением.
Нет, он не спит. Он ходит, разговаривает, даже смеётся, только когда вы уходите.
Я присела на корточки, взяла её за руку.
Ты уверена? Видела, как он встаёт?
Конечно! воскликнула девочка. Вчера он танцевал с тёткой Ксюней, она рыжая, приносит ему вкусную еду, они смеются. Когда вы приходите, Ксюня прячется в ванной.
Я перестала дышать.
Лера почему ты всё это рассказываешь?
Мне тебя жалко, тётя. Ты каждый раз плачешь, а дядя потом смеётся с Ксюней, рассказывая, что ты ему наговорила. Мне неприятно, но я хочу, чтобы ты была счастлива.
Я поблагодарила её, вышла из больницы, села в машину, но пальцы дрожали, как будто он всё это время симулировал, заставляя меня чувствовать вину.
Вечером, около девяти, я вернулась в больницу. Охранник отец Леры, строгий мужчина с усталыми глазами кивнул и пропустил меня.
Я подошла к палате, дверь была приоткрыта, из щели лился свет, слышались смех и голос Максима:
и вот, представляешь, дверь открывается, и входит моя «квочканесушка», начинает: «Максимка, прости, я во всём виновата!»
Женский голос, тот же, что в телефоне: Максим, как ты можешь? Ты же, наверное, меня любишь.
Любит мою будущую половину квартиры! ответил он, а я её терплю ради денег.
Я резко толкнула дверь. На кровати сидел Максим в больничной пижаме, рядом рыжеволосая девушка, на тумбочке пустая бутылка дорогого вина.
Алиса начал он, пытаясь встать.
Я подняла руку, останавливая его. Ничего не говори.
Голос мой был тих, но в нём звучала сталь. Я достала телефон, сделала несколько снимков: он, бутылка, разбросанная одежда.
Для суда, холодно сказала я.
Максим всё же встал, скинул с колен девушку.
Алиса, слушай, могу всё объяснить!
Объяснишь судье, ответила я, а сейчас наслаждайся свободой.
Я вышла, в машине сразу позвонила в банк, попросив заблокировать все карты, привязанные к нашему совместному счету. Затем в бухгалтерию больницы, потребовав прекратить финансирование лечения. Дома вызвала аварийную службу, поменяла замки, внесла номер Максима в чёрный список, собрала его вещи в мешки и выставила на лестничную площадку.
Ночь прошла, я упала на диван и заплакала. Но эти слёзы были не от боли, а от облегчения, от того, что двенадцать лет лжи наконец исчезли.
Боже, какая я была слепая, прошептала я, вытирая слёзы. «Квочканесушка», вот как он меня назвал.
Утром Максим пришёл, стучал в дверь, звонил с чужих номеров, но я не открыла. Позвала полицию, его увезли с предупреждением.
Развод прошёл быстро, у меня были доказательства: фото, переписка, показания Леры, которые судья принял. Он не получил ни копейки.
Алиса, дай хотя бы чтонибудь! умолял он после последнего заседания.
Я живу так, как жила до тебя. Ищешь другую «квочку», ответила я, глядя сверху вниз.
Судья строго сказал: Гражданин Новиков, вы симулировали тяжёлое заболевание с целью получения выгоды. Это мошенничество.
Я вернулась к работе, заперлась в домашнем офисе, погрузилась в проекты, чтобы не думать о прошлом.
Через две недели получил звонок от Михаила, отца Леры: Алиса Викторовна, у нашей девочки послезавтра день рождения, пригласите «добрую тётку», которая ей помогла.
Я улыбнулась, впервые за недели искренне. Пришла с огромной коробкой куклой с фиолетовыми волосами, целым королевством единорогов и огромным тортом.
Михаил, сорокалетний, высокий, с усталыми, но добрыми карими глазами, встретил меня у двери.
Алиса Викторовна? Заходите, мы вас ждём.
Квартира была полна детских рисунков, лего, запаха яблочного пирога. Было тепло, как дома.
Лера бросилась в объятья: Тётя Алиса! Я так рада!
Мы отметили праздник втроём, пили чай, ели пирог, смеялись. Лера показывала свои рисунки, рассказывала истории из садика.
Простите за беспорядок, смущённо говорил Михаил. Жена умерла почти сразу после родов, с тех пор мы вдвоём с Лерой.
Мне здесь очень нравится, сказала я, правда в голосе. Пахнет жизнью.
Михаил посмотрел меня: Лера рассказала, что ты ей помогла открыть глаза. Прости, что вмешалась.
Я вам обязана, дрогнула голосом. Если бы не её детская честность, я бы всё ещё винитала себя.
Вы ни в чём не виноваты, твёрдо сказал Михаил. Токсичные люди умеют перекладывать вину.
Мы говорили до самого вечера, время пролетело незаметно. Михаил был слушателем, не осуждал, просто слушал. Он рассказал, что работает в охране уже десять лет, мечтает переехать в дом за город, завести собакуовчарку Рекса.
Вы удивительная женщина, сказал он, провожая меня к двери. Сильная, не каждый выдержит такой удар.
Я покраснела, приняла комплимент.
На следующий день Михаил написал: Спасибо, что сделали наш праздник особенным. Лера хочет, чтобы вы стали её лучшей подругой. Может, встретимся втроём в выходные?
Мы начали гулять вместе, кататься в парке, кормить уток на набережной, ходить в зоопарк. Лера смеялась, а я чувствовала, как исчезает груз прошлых лет.
Ты идеальная женщина, сказал Михаил однажды вечером, когда Лера уснула у меня на плече в кафе. Как он мог не ценить такое сокровище?
Бывший, поправила я с улыбкой. Он лишь страница из прошлого. Ты же хороший человек.
Мы стали переписываться каждый день, а потом говорили по телефону до рассвета, делились детством, мечтами, тем, какой должна быть честная семья.
Я никогда не чувствовала такой спокойной защищённости, призналась я. Даже с Максимом не было такой радости.
Потому что с тем, кто действительно тебя ценит, не нужно притворяться, сказал Михаил. Ты можешь просто быть собой.
Три месяца спустя Максим попытался меня схватить у подъезда, крикнул:
Алиса, верни всё! Я изменился!
Я спокойно сняла руку.
Максим, я выхожу замуж за хорошего, честного человека, который видит во мне женщину, а не «квочку». Забудь меня, как страшный сон.
А я?! закричал он. Что теперь делать?
Меня больше не волнует, ответила я, села в машину, где меня ждали Михаил и Лера, и мы уехали за город, на турбазу, на наши первые совместные выходные.
Лера, сидя на заднем сиденье, воскликнула: Папа, ставим палатку? Купаемся в озере? Тётя Алиса будет с нами навсегда?
Михаил и я переглянулись, в его глазах блеснула надежда.
Навсегда, тихо сказал он. Если тётя Алиса не против.
Не против, улыбнулась я, слёзы радости скользили по щекам. Я очень не против.
Лера хлопала в ладоши: Ура! Теперь у меня настоящая мама!
На турбазе мы жили в маленьком, но уютном деревянном домике. Михаил готовил шашлык, Лера помогала, я накрывала стол на веранде. По вечерам садились у костра, жарили зефир, пели под гитару, рассказывали истории.
Как здорово всё делать вместе, мечтательно сказала Лера, укладываясь спать в своей мансарде. У всех в садике есть мама и папа, а теперь и у меня.
Я вышла на крыльцо к Михаилу, он сидел на ступеньках, глядя на звёздное небо.
Спасибо, сказала я, садясь рядом. И в этом тихом счастье я наконец нашла мир, которого искала всю жизнь.
