17ноября, суббота.
Сегодня всё дошло до предела, и я решила записать, что случилось, чтобы не потерять смысл событий.
Муж, Вячеслав, в очередной раз заявил, что я обязана обслуживать его знакомых. Я выдохнула и пошла в парк, чтобы проветриться.
Алёна, чего ты так тянет? Через полчаса будут ребята, а у нас дом пустой. Торопись, картошку с луком поджарь, как они любят, достань солёные огурчики, те, что мама передавала, и сало порежь тонкими полосками, красиво, а не куском, как в прошлый раз, командовал он, стоя в дверях кухни в спортивных штанах и растянутой футболке, бормоча на часы.
Я вошла в квартиру с двумя тяжёлыми пакетами, поставила их на пол, и слышен глухой стук по плитке. Плечи ныли, ноги в зимних сапогах горели от холода смена в магазине была адская, люди толпятся перед праздниками, срывая товары со всех полок.
Какие ребята? тихо спросила я, расстёгивая пуховик, пальцы замёрзли от ветра у входа. Пятница, вечер, я еле встаю. Думала, поужинаем и фильм посмотрим.
Ну всё, начинается, бросил Вячеслав, закатив глаза. Все работают, я тоже не отлыниваю. Серёжа звонил, они с Тимофеем и Виталием проезжали мимо, решили зайти. Сто лет не виделись. Что мне, их не пускать? Это, между прочим, неуважение.
А меня предупредить нельзя было? Позвонить днём? попыталась я удержаться.
Спонтанно так вышло! Что ты так раздуваешь? Дела просты закуску подготовить. Они не голодают, а просто общаются. У нас есть бутылка, в баре уже готова. Тебе лишь стол быстро накрыть: салат «Оливье» или крабовый, как обычно, и горячее обязательно. Мужики голодные, с работы.
Внутри меня начиналась будто бы надутый шар обиды, прилипший к солнечному сплетению. Я понимала, что мне придётся без передышки к плите, метаться между мойкой и сковородой, нарезать салаты, накрывать стол, а потом весь вечер убирать посуду, следить, чтобы у «пацанов» был хлеб, и слушать их громкие шутки. В конце осталась бы гора грязной посуды, прокуренная кухня и липкий пол.
Вячеслав, я не буду готовить, сказала я твёрдо, глядя ему в глаза. Я устала, хочу душ и сон. Если твои друзья голодные, закажи пиццу или свари пельмени сам.
Он на мгновение замер, брови поднялись.
Что ты, Алёна? Пицца? Они домашнего типа. Я уже обещал, что ты накроешь стол. Серёжа до сих пор помнит твои беляши. Не позорь меня перед людьми. Что они подумают, если я не смогу «построить» эту сцену?
Построить? переспросила я, ощущая холодок вдоль спины. Я тебе что, прислуга?
Не передергивай! начал он злиться, голос стал жёстче. Ты женщина, хозяйка дома. Твоя прямая обязанность встречи гостей. Я зарабатываю деньги, в доме всё несу, имею право раз в месяц спокойно посидеть с друзьями? Чтобы жена ухаживала, подносила, создавала уют? Давай, не выдумывай. Вон, пакеты принесла, разбирай. Курицу в духовку, пока чистишь картошку, она сама дойдёт. И водку в морозильник убери, чтобы не запотела.
Он бросил в сторону: «И причешись, а то выглядишь как чучело огородное». Дверь в комнату не закрылась, откуда сразу послышался включающийся телевизор. Вячеслав сел на диван, считая разговор завершённым. Для него всё было решено: я получаю указания, а теперь, как верная подруга, бросаюсь к кулинарной «амбразуре».
Я стояла в коридоре, слушая диктора новостей, медленно сняла шапку. Волосы, действительно растрёпанные, упали на лицо. «Чучело огородное» эхом звучало в ушах. Двадцать лет брака. Двадцать лет я старалась быть идеальной: хорошей хозяйкой, заботливой женой, понимающей подругой. Я терпела его посиделки, маму с бесконечными советами, разбросанные носки и постоянные претензии, что суп недосолен. Я думала, что такова семейная жизнь компромиссы, терпение, сглаживание углов.
Взглянула на пакеты с продуктами: курица на завтрак завтра, овощи для салата, молоко, хлеб. Всё тяжёлое, оттягивающее руки.
Я снова застегнула молнию на пуховике, надела шапку, заправив волосы, поправила шарф и взглянула в комнату.
Вячеслав, сказала я.
Он, не отрываясь от экрана, махнул рукой: Что ещё? Соль не нашла? В верхнем ящике.
Я ухожу.
Куда? наконец повернул голову, лицо его отразило искреннее недоумение. В магазин? Хлеба взял, майонез есть?
Нет, я ухожу гулять. В парк.
В какой парк? он даже встал с дивана. Ты сдурела? Сейчас семь вечера, темно, холодно. Гости через двадцать минут! Кто будет стол накрывать?
Ты, спокойно ответила я. Ты позвал, ты и накрывай. Картошка в сетке под мойкой. Курица в пакете. Нож в подставке. Рецепт найдёшь в интернете.
Оля, стой! закричал он, вставая. Что ты делаешь? Какой парк?! Вернись! Раздевайся и иди на кухню! Я тебе сказал!
Но я уже не слушала. Выходя из квартиры, я захлопнула тяжёлую металлическую дверь, щёлк замка прозвучал как выстрел. Спустилась по лестнице, не дожидаясь лифта, боясь, что Вячеслав выскочит следом и затащит меня обратно. На лестничной площадке было тихо: он, по-видимому, был шокирован моим уходом.
На улице шёл мелкий колючий снег, ветер забрался под воротник. Внутри меня всё горело адреналином и странным чувством злой свободы. Я шла быстро, почти бежала, подальше от дома, от освещённых окон, где, вероятно, муж сейчас пытается придумать, что сказать друзьям.
Парк был в двух кварталах от дома старый городской парк с широкими аллеями и высохшими липами, качающимися на ветру. Людей было мало: прохожие с собаками, спешащие домой рабочие, пара подростков у скамейки, уткнувшихся в телефоны.
Я свернула на боковую аллею, где фонари горели через один, отбрасывая причудливые тени на снег. Дыхание сбилось, сердце колотилось в горле.
Что я наделала? проскользнула паническая мысль.
С детства меня учили быть покорной: «Стерпится слюбится», «молчание золото», «муж голова, а жена шея». Мама всегда говорила: «Алёна, не перечь, будь мудрее. Мужчину надо кормить и хвалить, тогда в доме будет лад». И я кормила, и хвалила, даже когда Вячеслав садился «на шею».
Телефон в кармане завибрировал. На экране фото мужа и подпись «Вячеслав». Я отклонила вызов. Через секунду он позвонил снова, потом ещё раз. Я выключила звонок, положила телефон в карман. Тишина. Только ветер и скрип снега под сапогами.
Подойдя к пруду, увидела чёрную воду с плавающими утками, тонкую кромку льда у берега. Оперлась руками о холодные перила и вспомнила, как в прошлый раз друзья разбили мою любимую вазу, Серёга рассмеялся, а Вячеслав только поглядел: «Ну, на счастье! Не реви, новую купим». Новую так и не купили. Потом Серёга подсказал, что я «баба безотказная, и накормит, и приласкает». Я промолчала, но внутри всё сгорал.
Не буду, прошептала я в темноту. Больше не буду.
Я прошлась дальше по аллее, мороз щипал щеки, но это было даже приятно. Голод напомнил, что я не пообедала. В животе заурчало.
В центре парка светился маленький киоск с кофе и выпечкой. Подойдя к окну, я увидела продавщицу в вязаной шапке.
Добрый вечер, улыбнулась она. Что желаете?
Капучино, пожалуйста. И улитку с корицей, и сэндвич с курицей.
Отличный выбор. Сейчас разогреем.
Я обхватила горячий стаканок замёрзшими руками, тепло разлилось по пальцам. Села на скамейку под фонарём, съела сэндвич, наслаждаясь тем, что еда принадлежит только мне, без чьихто требований. Снег падал, я чувствовала себя странно живой.
Мимо прошла пожилая пара, шепотом смеющаяся. Я задумалась: будет ли у нас с Вячеславом так в старости? Скорее нет: он будет ворчать, а я буду таскать сумки, думая, что у него болит поясница.
В кармане снова пискнуло часы показывали, что я прошла 10000 шагов. Ирония судьбы: я вышла из дома, чтобы выполнить норму активности.
Два часа спустя я обошла парк три раза. Ноги гудели от длительной прогулки, холод уже просачивался сквозь пуховик. Пора было возвращаться, но мысль о скандале в квартире держала меня в напряжении.
Подойдя к подъезду, я увидела свет в окнах квартиры, в том числе и в кухне. Вхожу, открываю дверь в прихожей запах подгоревшего масла, табачного дыма и дешёвого одеколона. На вешалке куча курток, на полу чужие ботинки. Из кухни доносились громкие голоса и смех.
…Ну я ей и говорю: не путай берега! вещал Серёга. Баба должна знать место! А Вадик молодец, не растерялся!
Я сняла сапоги, повесила пуховик, прошла к кухне. Стол завален: консервы в жести, нарезанная колбаса на газете, сковорода с подгоревшей картошкой, пустые бутылки пива и одна недопитая водка. За столом сидели Вячеслав, Сергей и Тимофей. Виталием с «дамы» не было видимо, отменили.
Вячеслав, спиной к двери, размахивал вилкой с маринованным огурцом.
Она просто в магазин побежала, лгал он, запинаясь. За деликатесами. Сейчас будет, накроет поцарски. Оля золото, просто застенчивая.
Я кашлянула, и три мужчины повернули головы.
О! Появилась, не запылилась! закричал Сергей, улыбаясь. Хозяюшка! Ты за коньячком бегала?
Вячеслав медленно обернулся, лицо покраснело, глаза мутнели. Увидев меня, испугался, потом вспомнил, что он «хозяин», и нахмурился.
Ты где? рявкнул он, пытаясь встать, но опустился обратно. Пацаны сидят, ждут! Жрать нечего! Картошка сгорела! Ты меня подставила, Оля!
Я взглянула на грязные пятна пива, окурки в любимой чашке, которую они превратили в пепельницу.
Добрый вечер, мальчики, произнесла я холодным тоном. Банкет окончен.
В смысле? не понял Тимофей, икая. Мы только начали. Оля, ну ты чего, нормально сидим. Сделай хотя бы яичницу? А то твой картофель смерть желудку.
Я сказала всё вон, повысила голос я. Сейчас десять, мне завтра на работу. Вячеслав, провожай гостей.
Ты не командуй мной! воскликнул он, ударив кулаком по столу. Вилка подпрыгнула и упала. Это мой дом! Мои друзья! Ты кто такая, чтобы их выгонять? Иди готовить! Иначе…
Иначе что? шагнула я вперёд. Ударишь? Давай. Только учти, я сразу вызову полицию и подам на развод. Хочешь?
Тишина обрушилась в кухню. Даже Серёга перестал улыбаться. Я стояла, как стальная колонна, с холодными, злыми глазами, от которых дрожало всё вокруг.
Вадик, пробормотал Тимофей, поднимаясь. Может, пора? Жены тоже волнуются.
Сидеть! рычал Вячеслав. Никто никуда не пойдёт! Жена всё исправит. Я считаю до трёх. Раз
Считай до миллиона, ответила я, открыв форточку. Холодный воздух ворвался в прокуренное помещение. Проветривай. Воняет, как в хлеву.
Ты совсем страх потеряла? попытался он встать, опрокинув стул. Я тебя кормил, одевал, а ты
Кормил? горько усмехнулась я. Я работаю на двух ставках, чтобы платить кредит за твою машину. Ты забыл? Одевал? Этот пуховик я купила три года назад с премии, а ты мне ни копейки не дал.
Серёга и Тимофей, чувствуя, что ситуация переходит в острую фазу, уже пробирались к выходу.
Мы уйдём, давай. В другой раз досидим. Прощай, Оля, извини, если что.
Они выскочили в коридор, хлопнув дверь. Вячеслав и я остались одни. Он, опираясь о стол, тяжело дышал. Весь его гонор испарился вместе с уходом «публики».
И чего ты добилась? спросил он, голос дрожал от обиды. Опозорил меня перед пацанами. Теперь будут называть подкаблучником.
Ты и есть подкаблучник, Вячеслав, только свой эгоизм и мнение друзей. Тебе важнее, что скажет Серёга, чем то, что я валюсь от усталости.
Я думал, ты меня любишь заботишься
Я тебя любила, но забота улица с двусторонним движением. Я играла в одни ворота двадцать лет.
Я посмотрела на гору грязной посуды, пятна на скатерти.
Убирай, сказала я.
Что? Вячеслав выпучил глаза.
Убирай всё. Пол, посуду, проветривай. Чтобы к утру кухня блестела.
А если не буду? попытался он принять угрожающую позу, но выгляделЯ закрыла дверь, включила свет и, собравшись с мыслями, решила навсегда оставить его в прошлом.
