Муж лежал в коме неделю, а я стояла у его кровати, плача. Шестилетняя девочка шепнула: «Жалко вас, тётенька Как только вы уходите он тут же праздники устраивает».
Он изображал спящего принца, а я грешную фею, пока маленькая Лера не впустила в мой мир правду, запах которой был острее и горше, чем больничный антисептик.
Тишина в квартире была такой густой и вязкой, будто её можно было подавиться. За окном давно погасли огни, а я всё ещё сидела перед мерцающим монитором, завершая очередной дизайнпроект. Часы показывали без пяти одиннадцать. Снова аврал. Снова ночь напролет. Снова я одна в этой просторной, стильной, но бездушной квартире. Мой муж, Андрей, как обычно, ушёл «к друзьям». В третий раз за неделю. В третий раз за эту бесконечную, изматывающую неделю.
Я откинулась на спинку кресла, силой потерла воспалённые веки. В ушах гудел навязчивый звон усталости. «Ну вот, опять ты одна», прошептала я в тишину. «Опять твой невыносимый характер всех оттолкнул». В памяти всплывали недавние ссоры: мои упрёки, его молчаливое раздражение. Может, он прав? Может, я действительно вечно недовольна, вечно «пилю» и ною? Может, моя прямолинейность настолько резка, что он бежит от меня, как от чумы?
Я работаю дизайнеромфрилансером. Заказы приходят один за другим, и я зарабатываю столько рублей, что хватает нам обоим с лихвой. Андрей год назад «свернул» свой небольшой бизнес и с тех пор живёт в затяжном «поиске себя». На практике это выглядит как бесконечные часы на диване с игровой приставкой, бессмысленный серфинг в интернете и регулярные отлучки «к друзьям», которые становятся всё чаще и дольше.
Андрей, не дави на меня, говорил он, когда я робко намекала, что пора бы уже определиться. Ты же знаешь, я в глубокой депрессии. Мне нужна твоя поддержка, а не бесконечные упрёки.
Я отступала, чувствуя укол острой, едкой вины. Действительно, зачем быть такой резкой? Надо дать ему время, надо быть мудрее, терпимее, мягче.
Внезапно прервал меня вибрационный гудок телефона. Это был телефон Андрея, забытый на журнальном столике. Я броско взглянула на экран. Сообщение от «Ксеньки»: «Андрюша, скучаю до безумия. Когда уже увидимся?»
Сердце не просто упало оно бросилось в свободное падение, в ледяную бездну. Я схватила смартфон дрожащими пальцами. Пароль не был установлен «нечего скрывать». Открыв переписку, я увидела десятки, сотни сообщений: «Любимый», «Соскучилась до боли», «Когда ты, наконец, скажешь жене правду?», «Она тебя совсем не ценит, а я».
Руки задрожали так, что я чуть не уронила телефон. Прокручивая сообщения вверх, я нашла фотографии: Андрей с незнакомой рыжеволосой девушкой, обнимающихся в уютном кафе, целующихся под дождём в парке, смеющихся на диване в чужой квартире. На каждой его лицо светилось счастьем, которого я не видела годами.
Во рту застыл горький комок, желчь подкатила к горлу. Я с трудом проглотила, набрала номер мужа. Долгие гудки, наконец, он ответил.
Алло? его голос звучал легко, почти с ноткой девичьего смеха.
Андрей, это я.
Пауза. Смех за спиной мгновенно оборвался.
Ты в порядке? Чтото случилось?
Я нашла твой телефон и переписку с Ксенькой, сказал я, голосом холодным и отстранённым.
Тишина в трубке стала тяжёлой, как смола, и длилась бесконечно.
Завтра я подаю на развод, произнесла я, с ледяным спокойствием, которого я сама не знала. Не возвращайся. Твои вещи я выложу в подъезд.
Подожди, ты ничего не понимаешь, я всё могу объяснить! запаниковал он.
Но я уже повесила трубку, телефон выскользнул из рук и упал на пол. Я медленно опустилась на диван, обхватив голову руками. Двенадцать лет брака, которые я считала, если не идеальными, то крепкими. Двенадцать лет я верила, любила, терпела, поддерживала. А он изменял. По переписке минимум полгода лжи, полгода презрения, полгода насмешек за моей спиной.
Я пролила всю ночь горькими, безнадежными слезами. Утром, с опухшими глазами, но с неожиданной твёрдостью, собрала его вещи в большой чемодан и оставила у входной двери. Позвонила юристу, назначила встречу. Если я чтото решала шла до конца. Это было моё правило.
Но Андрей не пришёл. Два дня полного молчания. Я начала нервничать. Неужели ему настолько всё равно? Неужели наши двенадцать лет не стоили даже попытки объясниться?
Третье утро зазвонил телефон. Незнакомый номер. Алиса Петровна Новикова? спросил официальный женский голос. Это городская клиническая больница 12. Ваш супруг, Андрей Игорьевич Новиков, доставлен к нам с гипертоническим кризом. Состояние тяжёлое. Просим вас срочно приехать.
Мир опрокинулся, рассыпался на осколки. Обиды, ярость и боль мгновенно испарились, сменившись всепоглощающим ужасом. «Это я во всём виновата! Я довела его своими сценами!».
Я, не помня себя, схватила сумку, вызвала такси и помчалась в больницу. В палате интенсивной терапии Андрей лежал бледный, почти прозрачный. Вены испещрены катетерами, к телу тянулись провода от мигающих мониторов. Врач, уставший мужчина около пятидесяти, говорил о сильном стрессе, о резком скачке давления, о микроинсульте и риске полного удара.
Он в коме, но неглубокой, объяснил доктор, понизив голос. Медикаментозный сон. Теоретически он может слышать вас. Говорите с ним. Это важно для пробуждения.
Я села у кровати, осторожно взяла его холодную руку. Андрей, прости меня, шептала я, и слёзы снова потекли по щекам, но теперь были слёзы раскаяния. Я не хотела, не думала, что всё так обернётся Пожалуйста, поправляйся. Мы всё обсудим, всё наладим. Я обещаю. Только очнись.
Дни сменялись, я сидела у его постели с утра до вечера, читала ему вслух любимые книги, плакала и просила прощения. Врачи лишь разводили руками состояние тяжёлое, улучшений нет.
Милый, я виновата, говорила я, склонившись над ним. Я пилю тебя день и ночь, не даю покоя, не понимаю твоего состояния. Конечно, ты искал утешения на стороне. Конечно, я сама толкнула тебя в чужие объятия. Это моя вина. Прости меня, вернись.
Прошла неделя. Я отложила работу, всех клиентов, перестала отвечать на звонки. Единственное, что имело смысл чтобы он очнулся.
В пятницу вечером, когда я, измотанная, выходила из палаты, подошла маленькая девочка, лет шести, с двумя светлыми косичками, в которые вплетены голубые резиночки. Большие, бездонные голубые глаза смотрели на меня серьёзно, почти взросло.
Тётя, вы к дяде Андрею ходите? тихо спросила она.
Да, милая, с трудом улыбнулась я. Это мой муж.
Я Лера. Мой папа работает в охране здесь. Я после садика к нему прихожу, пока он не закончит смену. Иногда приношу дяде Андрею кофе из буфета.
Я нахмурилась. Кофе? Лера, но он же в коме. Он не может просить кофе.
Лера посмотрела на меня с искренним удивлением. Нет, он не спит. Он ходит, разговаривает, даже смеётся. Только когда вы уходите, он снова ложится и закрывает глаза.
Пол под ногами будто поплыл. Я присела на корточки, чтобы быть на уровне девочки, и взяла её за руку.
Ты уверена? Ты точно видела, как он встаёт?
Конечно! воскликнула она. Вчера он даже танцевал с тёткой Ксюшей. Она рыжая, красивая, приносит ему вкусную еду. Они вместе смеются, громко. А когда вы приходите, тётка Ксюша в ванной прячется.
Я перестала дышать. Лера почему ты всё это рассказываешь?
Мне тебя жалко, тётя. Ты каждый раз плачешь. А дядя Андрей потом тёте Ксюше рассказывает, что ты ему наговорила, и они оба хохочут. Мне неприятно. Папа говорит, что взрослые дела не для детей, но мне тебя очень жалко.
Я медленно поднялась. Ноги были ватными. Спасибо, Лерушка. Ты смелая и честная девочка.
Я вышла из больницы, села в машину, но руки дрожали, и я не смогла попасть ключом в замок зажигания. Я поняла, что он всё это время притворяется, симулирует болезнь, чтобы я чувствовала себя виноватой, чтобы сдалась и согласилась на всё его условие.
Вечером, около девяти, я вернулась в больницу. Охранник на посту отец Леры, суровый мужчина с усталыми глазами кивнул, пропуская меня внутрь.
Я подошла к палате, дверь была приоткрыта, сквозь щель лился свет, доносились приглушённые голоса. Смех. И его голос, бодрый и насмешливый: и вот, представляешь, дверь открывается, и заходит моя «квочканесушка», начинает: «Андрей, прости, я во всём виновата!»
Женский голос, который я слышала в телефонной записи: Андрей, как ты можешь? Ты же, наверное, меня любишь.
Любит мою будущую половину квартиры! А я её терплю ради денег. Но скоро мы с ней разведёмся, она откажется платить за «моральный ущерб», и мы с тобой, Ксюша, заживём настоящей жизнью!
Ты уверен, что план сработает?
Сто процентов! Она уже неделю как «виноватая», ещё немного, и подпишет что угодно.
Я резко толкнула дверь. В палате сидел Андрей в больничной пижаме, сияющий и полностью здоровый. На коленях у него полулежала рыжеволосая девушка с фотографий. На прикроватной тумбочке стояли пластиковые контейнеры с остатками еды и почти пустая бутылка дорогого вина.
Увидев меня, они замерли, как актеры, пойманные резким светом софитов.
Алиса начал он, пытаясь слезть с кровати.
Но я подняла руку, останавливая его. Ни слова. Молчать.
Голос мой был тихим, но в нём звучала сталь, от которой Андрей отпрянул. Я достала телефон и сделала несколько чётких снимков: он, она, бутылка вина, разбросанная одежда.
Для суда. Чтобы не было лишних вопросов, холодно пояснила я.
Он, всё же, спрыгнул с кровати, скинув с колен рыжую девушку. Алиса, слушай, я могу всё объяснить! Это не то, что ты думаешь!
Объяснять будешь судье. А сейчас наслаждайся своей свободой, сказала я, развернувшись и вышедя из палаты. Не разрыдалась, не бросилась к двери, а шла с прямой спиной и холодным сердцем.
В машине я сразу позвонила в банк. Здравствуйте. Заблокируйте, пожалуйста, все карты, привязанные к моему счёту, включая доп. карты на имя Андрея Новикова.
Затем позвонила в бухгалтерию больницы. Здравствуйте, это Алиса Новикова. Я оплачивала лечение мужа. Прекратите финансирование, он здоров, он симулировал. Готова предоставить доказательства.
Дома я вызвала аварийную службу, поменяла все замки, внесла номер Андрея в чёрный список, собрала его вещи в мусорные пакеты и выставила на лестничный подъезд.
Когда всё закончилось, пробило полночь. Я упала на диван в гостиной и заплакала. Но это были не слёзы боли, а слёзы облегчения, сметающие двенадцать лет ядовитой лжи.
Боже, какая же я была слепая дура, прошептала я, вытирая слёзы. «Квочканесушка». Вот как он меня всё время видел.
Утром появился Андрей. Он стучался в дверь, звонил с чужих номеров, кричал в домофон. Я не реагировала, вызвала полицию, и его увезли с предупреждением о нарушении порядка.
Развод прошёл быстро и гладко. У меня были неоспоримые доказательства фотографии, распечатки переписки, показания маленькой Леры, которые суд учёл. Судья присудил ему ничего ни копейки, ни квадратного сантиметра.
Алиса, дай мне хоть чтото! умолял он после последнего заседания. Как теперь жить буду?
Так же, как жил до меня. Или найди себе другую «квочку», парировала я, глядя на него сверху вниз.
Судья, строгая женщина, добавила: Гражданин Новиков, вы симулировали тяжёлое заболевание с целью манипуляции и материальной выгоды. Это аморально и граничит с мошенничеством. Будьте благодарны, что гжа Новикова не подала на вас отдельный иск.
После всех формальностей я ушла в работу. Заперлась в домашнем офисе и принялась за отложенные проекты, работая до изнеможения, лишь бы не думать, не чувствовать, не вспоминать.
Через две недели пришло сообщение с незнакомого номера: «Алиса Викторовна, здравствуйте. Это Михаил, отец Леры. Помните нашу девочку из больницы? У неё послезавтра день рождения, она просит пригласить «добЯ приняла приглашение и поехала в дом Михаила, где меня ждала Лера с огромным подарком и обещанием новой жизни.
