Тогда, когда я ещё была молодой, муж, Сергей Иванович, решил без моего согласия отправить нашего сына в деревню к маме.
Сёмка, ты шутишь? Скажи, что это лишь шутка после тяжёлого дня, прошептала я, стоя у плиты, пока вода стекала по керамической плитке, а я даже не успела её вытереть. Сергей, как будто обсуждал покупку нового коврика, спокойно доедал котлету, не отводя взгляда от вилки.
Шутки не идут, Злата, произнёс Сергей, вытёрши рот салфеткой. Я уже маме позвонил, она ждёт Платона к первому июня. Билеты купил сегодня в обед, плацкарт, нижняя полка, всё как положено.
Без моего ведома? я медленно поставила тарелку на стол, и звон посуды прозвучал, как выстрел. Мы же месяц назад обсуждали лагерь робототехники в июне, уже внесли предоплату! Платон ждал его полгода, договаривался с друзьями!
Сергей поморщился, будто от зубной боли, и отодвинул пустую тарелку.
Роботы, компьютеры, гаджеты продолжил он. Девять лет, а он бледный, как моль, и не поднимает ничего тяжелее мышки. Ему нужен мужской характер, свежий воздух, физический труд, а не жизнь в душном городе с кондиционером. Мама одна в деревне, огород огромный, забор поломался. Пусть помогает, поправит здоровье, будет полезна и бабушке.
Какая польза? я почувствовала, как внутри закипает холодная ярость. Твоя мама живёт в отдалённой деревушке, где до аптек тридцать километров по гравию, вода из колодца, её кипятить час. Платон аллергик! Ты забыл, как в прошлом году мы его откачивали после того, как он вдохнул траву в парке? Там цветение, сенокос, пыль!
Не выдумывай, отмахнулся Сергей, вставая. Я там вырос, здоровый как лось. Аллергия от вашей стерильности. Пить парное молоко, босиком по росе и всё пройдёт. Мама говорит, у неё теперь коза, молоко целебное.
Я опустилась на стул, чувствуя, как дрожат колени. Я знала Валентину Петровну властную бабушку старой закалки, лечившую ангину керосином, а коленки подорожником. Любую современную медицину она отмахивалась: «Нас так растили, и выживаем».
Я не отпущу его, тихо, но твёрдо произнесла я. Не позволю тебе гробить здоровье ребёнка ради ностальгии о деревенском детстве и экономии на лагере.
Сергей, уже подошедший к двери, резко развернулся, лицо потемнело.
Экономия тут ни при чём! Деньги за лагерь можно вернуть, а ремонт машины нужно сделать. Но дело в принципе! Я отец, и я решил. Платон должен стать мужчиной, а не тепличным растением. Хватит твоей опеки. Он едет. Точка.
Он вышел, хлопнув дверью так, что стекла в серванте задрожали. В соседней комнате Платон беззаботно играл в приставку, не подозревая, что его лето с роботами только что превратилось в ссылку на огородные галеры.
Я поняла, что криками не решить. На него, должно быть, давила Валентина Петровна, которая в каждом звонке кричала, что внука не видит и «невестка испортила парня». Нужно было действовать хитрее.
Вечером, когда страсти немного уляглись, я подошла к кровати, где Сергей лежал с книгой, не глядя на меня.
Хорошо, спокойно сказала я, сев на край кровати. Я подумала над твоими словами. Возможно, ты прав: свежий воздух ему не помешает.
Он удивлённо опустил книгу, ожидая новую истерику, но вместо этого услышал:
Есть одно условие.
Какое?
Ты берёшь два недели отпуска за свой счёт и едешь с ним, чтобы помочь бабушке, контролировать адаптацию и поправить забор. Платон девять лет, забор он не починит, а ты, мужчина, покажи пример, научи держать молоток.
Сергей задумался.
Как отпуск? У меня отчётный период, шеф не отпустит. Я думал подвезти его на день и обратно.
Нет, Сергей. Или ты ешь с ним две недели и отвечаешь за его здоровье, или он не едет. Я не дам свидетельство о рождении и спрячу вещи. Ты можешь вызвать полицию это моё последнее слово.
Долго молчал Сергей, но потом кивнул:
Ладно, договорюсь на работе. Две недели, а потом он останется до августа.
Мы паковали вещи, будто готовились к полярному походу. Половина чемодана аптечка: антигистаминные, мази, ингалятор, соки. Платон жаловался:
Мам, зачем мне туда? Бабушка заставляет пить молоко из козы, меня тошнит! Интереса нет, интернет не ловит!
Я успокаивала: Папа будет с тобой, рыбалка, река, звонить сразу, второй телефон в рюкзаке.
На вокзале я провожала их, чувствуя тревогу и странное злорадство, наблюдая, как Сергей тащит огромную сумку с продуктами для матери и свой чемодан. Его глаза уже не блестели.
Первые три дня я наслаждалась тишиной в квартире, вернула предоплату за лагерь, но деньги оставила. Сергей присылал короткие сообщения: «Доехали», «Жарко», «Комары». Платон не звонил, и меня это тревожило.
На четвёртый день позвонила Валентина Петровна:
Злата! Что ты мне за ребёнка подсунула? Ничего не ест! Суп грибной отварил, жирный нос воротит! Пирожки с капустой не хочет! Огурцы солёные отказывается! Только хлеб жует, воду глотает. Ты его избаловала йогуртами!
Я ответила: У Платона диета, жирное нельзя, желчный пузырь слабый. Я дала Сергею список.
Список? Мужик должен есть всё! Он ленивый, когда я попросила прополотить грядку он ноет, спина болит, солнце печёт.
Я едва сдержала смех. План начинал работать.
Позже позвонил Сергей, голос уставший:
Леночка, жар тридцать градусов в тени, в доме духота, нет кондиционера, мухи жужжат как бомбардировщики. Мать пилит всё: воду, дрова, крышу… Я уже спину сорвал.
Бедненький, ответила я, притворяясь сочувствием. Как там Платон?
Нормально сидит в шалаше, не общается с местными. Мать ругается, что он дикий. У Платона красные пятна на руках, постоянно чихает.
Я почувствовала, как сердце пропустило удар.
Какие пятна?
Красные, чешутся. Мать говорит, что крапива или комары. Намазала его сметаной.
Сметаной?! воскликнула я. Дай ему антигистамин!
Через минуту пришло фото: руки покрыты характерной аллергической крапивницей, глаза отёкли. Я сразу позвонила:
Сергей, это аллергия, дай таблетку из синей упаковки и мазь с зелёной полосой. Никакой «народной медицины» от мамы! Если не улучшится, везите в районную больницу.
Он ответил, что автобус до больницы раз в сутки, а машину отдал местному «механнику». Я воскликнула: Ты отдал машину в ремонт? Как же так! Если случится, я приеду и разнесу эту деревню!
Ночь прошла без сна. Утром Платон позвал меня тайком:
Мам, забери меня, пожалуйста Мне плохо, бабушка ругает, говорит, что я чешусь нарочно, папа злой, туалет воняет, пауки огромные, боюсь
Слёзы навернулись, я обещала приехать. Сначала я искала поезд, но путь был долгим, поэтому позвонила брату Олегу. Он сразу согласился помочь, и через час мы мчались по трассе.
Пять часов в дороге, я репетировала гневные речи, но реальность превзошла ожидания. Когда машина Олега подкатила к поломанному забору дома Валентины Петровны, увидела Сергея в одних трусах, пытающегося прибить штакетник, гвозди гнутся, молоток бьёт мимо. Рядом стояла Валентина, рука в бок, комментируя каждый удар:
Как так бить? Рукикрылья! Отец твой в небесах молотком бил! А ты лишь на компьютере нажать умеешь!
Платон сидел на крыльце, ноги в зеленке, лицо опухшее, глаза красные. Я выскочила из машины:
Паша! крикнула, и он бросился ко мне, схватив за шею.
Сергей уронил молоток, его глаза полны стыда.
Лена? Что ты здесь? прошипел он.
Я за сыном, Сергей, и за тобой, если ещё можешь ходить.
Валентина, увидев меня, надела приторную улыбку:
Ой, Леночка! Гости дорогие! Заходим, самовар ставим, блины печём
Не нужны блины, резко ответила я, не отпуская Платона. Мы уезжаем. Прямо сейчас.
Как уезжаете? воскликнула бабушка. Мы только приехали! Платон уже окреп!
Это не румянец, мама, а отёк от аллергии! крикнул Сергей, опираясь на забор. Лен, забери его, пожалуйста. Я не думал, что будет так.
Я смотрела в упор, и он сказал:
Забыл, как тяжело здесь, как мать давит, как всё чешется от мошек. Я думал, будет рыбалка, молоко, свобода, а получил каторгу.
Предатель! вопила Валентина. Родную мать на городскую жизнь променял! Я тебя растила, ночей не спала! А ты внука увезти хочешь, чтобы он деградировал в интернете! Тряпка ты, Серёжа!
Сергей, как от пощёчины, посмотрел на мать тяжёлым взглядом, полным прощания с детскими иллюзиями.
Хватит, мам, сказал он. Мы уедем. Я оставлю деньги на забор и крышу, найму местных мужиков, а мы городские. Нам здесь не место.
Олег помог собрать вещи, Платон уже стоял у машины, держась за ручку, боясь, что забудут. Валентина ушла в огород, хлопнув дверью.
Выезжая, в машине висела тишина, лишь кондиционер гудел, даря желанную прохладу. Платон мгновенно уснул, положив голову на колени дяди Олега. Сергей сидел рядом, глядя в окно на проносящиеся поля.
Прости меня, Лен, тихо произнёс он, не поворачивая головы.
За что? спросила я, не отрывая взгляд от дороги.
За всё. За то, что не слушал. За то, что поставил ребёнка в опасность. Я хотел сделать его мужчиной, а сам оказался капризным ребёнком, пытающимся вернуть прошлое.
Я вздохнула, злость отступила, осталась лишь усталость и облегчение.
Мужское воспитание не заставлять ребёнка копать картошку под палящим солнцем и кормить жирным супом. Это признать ошибки и защищать семью. Сегодня ты, наконец, это сделал.
Он повернулся ко мне.
Ещё не поздно? Лагерь робототехники?
Места уже заняты, но в июле вторая смена. Оплатим, я возьму остаток отпуска и буду возить его туда и обратно, а вечерами будем гулять в парке нашего города, где нет крапивы.
И туалет тёплый, пробормотал проснувшийся Платон.
Все рассмеялись, напряжение спало.
Вернувшись в город, первым делом отправили Платона в душ, намазали лечащим кремом, заказали большую «вредную» пиццу, и Сергей, обняв сына, смотрел ролик про роботов на планшете. Я наблюдала за ними из кухни, понимая, что отношения со свекровью теперь испорчены надолго. Валентина, вероятно, никогда не простит этого «бегства». Но глядя на счастливого сына и мужа, который, кажется, наконец повзрослел, я не жалела ни о чём.
Через неделю Сергей позвонил матери, коротко перевёл ей деньги, спросил о здоровье. О внуке больше не шло. Платон поехал во вторую смену лагеря, а в конце лета принёс домой собственного робота, который ездил по линии. Сергей гордился им так, как не гордился бы прополотой грядкой.
Вот это я понимаю, говорил он, разглядывая провода. Весь в отцеинженере, а не в том, кто заборы чинит.
Мы с Златой переглянулись и улыбнулись. Урок усвоен: деревня хороша лишь на картинках или коротких визитах, а воспитывать ребёнка нужно там, где ему безопасно и комфортно.
