Моя жена ушла к более молодой женщине. Не заплакал. Сел, выдохнул и впервые за годы почувствовал облегчение.
С Ольгой мы были женаты тридцать три года. Поженились молоды мне было двадцать два, ей двадцать шесть. Начало было полным взаимной нежности: совместное строительство дома в Подмосковье, ипотека, первый ребёнок, потом второй, ремонты, работа сверхурочно. Жили «обычно», как все. Без ярких страстей, но и без трагедий.
Со временем стали отдаляться. Ольга возвращалась домой поздно, оправдываясь командировками. Я имел свою рутину работа в городской библиотеке, покупки, обед, стирка, помощь вёрсткой внуков, разговоры с соседкой. По вечерам смотрели телевизор, каждый в своём уголке дивана.
Контакт перестал. Я даже не помню, когда в последний раз меня обняла. Но я не жаловался, полагая, что так выглядит зрелая жизнь, что любовь просто меняет форму.
Два года назад Ольга начала вести себя странно. Она стала ухаживать за внешностью: сбросила лишний живот, достала давно запылённые рубашки из шкафа, снова начала пользоваться одеколоном. Появились «служебные поездки» и «делегации», хотя раньше она ни разу не выезжала за пределы города. Я делал вид, что не замечаю.
Боялся спросить. Глубоко в душе знал, но думал: «Наверно, просто этап», «Возможно, ей будет скучно».
Однажды, когда она вернулась домой и не доела ужин чего раньше не случалось сказала:
Мне нужно с тобой поговорить.
Села напротив меня, посмотрела в глаза и произнесла:
Я нашла когото. Он младше, мне с ним хорошо. Я ухожу.
Все. Без крика, без колебаний.
Я посмотрел на неё. Ей было пятьдесят пять, мне пятьдесят девять. И ощутил облегчение. Настоящее облегчение.
Слёз не было. Драмы не было. Сел позже на кухню, налил чай с мёдом, и наступила тишина, которой я не знал годами. Впервые никто не ругался, что чай слишком сладок. Никто не хлюпал при ужине. Никто не хлопал дверью, потому что пульт «запутался».
Этой ночью я не спал, но не от боли, а от облегчения. Впервые смог думать только о себе. Ольга съехала через неделю, взяв чемодан, пару рубашек, ноутбук. Остальное, по её словам, «моя собственность».
Дети реагировали поразному. Дочь, Ага́тка, была в ярости. Папа сошёл с ума, мама, что ты задумала? повторяла она. Сын молчал, всегда был ближе к отцу. Но мне не нужна была их поддержка. Я был свободен.
Я начал делать то, что откладывал всё жизнь. Записался на курсы живописи, хотя никогда не держал кисти. Поехал с соседкой в Сочи на выходные первый раз за двадцать лет путешествовал без строгого плана и без страха, что ктото ждёт меня дома с недовольным выражением.
Стал ложиться спать, когда хочется. Ужинал в постели. Переставил мебель в гостиной. Купил новый скатерть яркую, в крупный цветочный узор. Ольга бы её ненавидела, а я её полюбил.
Окружающие реагировали поразному. Ктото удивлённо спрашивал: «Как ты справляешься? Это печально в твоём возрасте». Другие, может, тихо радовались, что «Ольге досталось», но мне было всё равно.
Годы я провёл в браке, где был невидим. Я был поваром, бухгалтером, медбратом, уборщиком, но не мужем, не партнером. Когда Ольга ушла, я не потерял любовь, я потерял тяжесть.
И понимаю, как это звучит будто радуюсь чужому горю. Но это не так. Я просто рад возвращённой свободе.
Не знаю, как долго продлится её роман с молодой. Может, надолго, а может, быстро закончится. Это уже не моё дело.
Моё дело чай с мёдом, чтение до поздней ночи, долгие прогулки без чувства вины. Моё дело я сам.
И впервые за тридцать лет я действительно дома.
