Муж заявил, что прекрасно обойдётся без меня, а вот я без него — вряд ли. Ну что ж, посмотрим, кто кого.
После восьми лет брака я, Светлана, наконец освободилась от тех установок, которые мне годами внушали мама, бабушка и свекровь. Они твердили, что настоящая жена — это та, которая успевает всё: работает, растит детей, поддерживает чистоту в доме, готовит вкусные обеды, а муж при этом всегда сыт, доволен и ходит в отутюженной рубашке. Я стремилась соответствовать этому идеалу, но мой муж, Артём, даже не замечал моих усилий. Он привык, что я всё делаю сама, и не видел, как я устаю. Я просто задыхалась — от этой роли, от вечной нагрузки, от ощущения, что меня не замечают.
Перед глазами всегда были примеры моей семьи. Мама, бабушка, старшая сестра Ольга — все они были образцовыми хозяйками, жившими ради мужа и детей. Мама преподавала в университете, возвращалась домой, готовила ужин, а потом до ночи проверяла работы студентов. Никто не считал это подвигом — это было её «женское предназначение». Папа до сих пор не знает, где лежат его носки. Мама ставит перед ним тапочки, накрывает на стол, подаёт обед. Я никогда не видела, чтобы он сам пропылесосил или протёр пол. Да, он хорошо зарабатывал, но мама тоже работала — не из-за денег, а потому что «так надо». Так её воспитала бабушка, а она воспитала нас.
Ольга, моя старшая сестра, вышла замуж раньше меня и в точности повторяла мамин путь. Она закончила педагогический, родила двоих детей и превратила квартиру в музей чистоты. Когда я бывала у неё в гостях, всё сверкало: дети умыты, полы натёрты, на столе домашний пирог. После свадьбы я мечтала о таком же доме. Хотела быть идеальной женой, всё делать сама. Но Артём, в отличие от папы или мужа сестры, не приносил больших денег. Он задерживался на работе, но его зарплаты едва хватало. Я уговаривала его, что он талантлив и скоро добьётся успеха. А сама крутилась, как белка в колесе.
Артём не помогал по дому. До свадьбы он жил с родителями, и его мама, Татьяна Николаевна, ограждала сына от «женских» обязанностей. По её мнению, мужчина должен зарабатывать, чинить сантехнику и поднимать тяжёлое. Но у Артёма была больная спина, так что даже сумки из магазина он не нёс. За всё время мы сделали ремонт лишь раз, и то наняли рабочих. Я же выбивалась из сил, чтобы в доме было всё идеально: убирала, готовила, стирала, гладила. Я хотела быть той самой «хорошей женой», но с каждым днём чувствовала себя всё более измотанной.
Два года назад у нас родился второй ребёнок. Беременность далась тяжело, я с трудом передвигалась, но вместо поддержки Артём начал ворчать. Его раздражал несолёный суп, мятая рубашка, пыль на полках. Я, еле стоящая на ногах, с младенцем на руках, пыталась тянуть всё, как прежде. Мама и свекровь хором твердили, что я ничего особенного не делаю — просто живу, как все женщины. Я верила им, но внутри росло осознание, что их «норма» для меня — каторга.
Всё изменилось, когда мой восьмилетний сын, Кирилл, отказался убирать игрушки, заявив: «Это девчачье дело, мама сама уберёт». Он повторил слова отца. В тот момент во мне что-то переломилось. Будь я в другом настроении, может, просто отмахнулась бы, но тогда меня накрыло волной бешенства и боли. Я кричала, рыдала, не в силах остановиться. Это был не скандал — это был крик женщины, уставшей быть тенью. Через час я успокоилась, но поняла: так больше продолжаться не может.
Вечером я решила поговорить с Артёмом. Хотела объяснить, как мне тяжело, как я задыхаюсь без его помощи. Я не требовала, чтобы он взял на себя всё — просто просила разделить заботы: иногда сходить в магазин, посидеть с детьми, пока я приму душ, помочь с уборкой раз в неделю. Но он перебил меня: «С чем ты не справляешься? С детьми? С домом? С готовкой? Я тебя обеспечиваю, пока ты в декрете, а ты ещё и помогать требуешь? А сама что будешь делать — валяться на диване?» Его слова вонзились, как нож. Он не услышал меня, не захотел понять. В конце он бросил: «Я без тебя справлюсь, а ты без меня — нет». Ну что ж, посмотрим.
С того дня я решила — всё. Вернулась к работе на полставки. Раньше я преподавала французский, и теперь снова начала давать уроки. В доме началась тихая война. Я перестала бегать за Артёмом: не готовила ему, не стирала его вещи, не гладила рубашки. Готовила только себе и детям, стирала их одежду. Он хотел жить без меня? Пусть попробует. Мама и сестра отказались помогать с детьми, обвиняя меня в разрушении семьи. «Какая глупость — перестать кормить мужа!» — возмущалась мама. «Терпи, это твоя доля», — вторила сестра. Для них это было нормой, но для меня — рабством.
Выручила подруга Аня, с которой мы вместе работали в институте. Она согласилась посидеть с младшим, пока я веду занятия. Старший, Кирилл, уже достаточно самостоятельный. Так мы живём уже два месяца. Я не вернусь к прежней жизни, где была прислугой. Это трудно, но я не хочу до старости быть «идеальной хозяйкой». Кирилла я уже приучаю к порядку, а младшего научу, что нет «мужских» и «женских» дел — есть общие обязанности. Надеюсь, Артём одумается. Если нет — я готова уйти. Лучше быть одной, чем невидимкой в собственном доме. Моя судьба — не в терпении, а в свободе.
