Сегодня листала старый дневник и наткнулась на запись о самом тяжёлом периоде в нашей семье. Кажется, никогда не забуду тот зимний вечер в Перми, когда Степан вернулся из командировки и заявил, что хочет развода. Спасибо маме — её совет помог мне сохранить семью.
Мы с Степаном познакомились ещё в училище в Екатеринбурге. Прожили вместе 18 лет, вырастили дочку Светлану. Жили скромно, но душа в душу — в трёшке на окраине города, доставшейся мне от бабушки. Степан всегда мечтал о большем. Когда ему предложили контракт в Финляндии, загорелся идеей быстрого заработка.
Я чувствовала: разлука — плохая затея. Но в нашем доме последнее слово всегда было за главой семьи. «Еду зарабатывать на коттедж, — говорил он. — Светке скоро институт, потом замужество. Да и «Жигули» свои уже стыдно на дорогу выезжать». Сжала зубы и отпустила, хотя сердце ныло.
Первое время всё было хорошо. Звонил каждый вечер, скучал. Шутил, что без моих борщей похудел на пять килограммов. Но через полгода что-то пошло не так. Разговоры стали короче, голос — холоднее. Всё чаще срывался на «занят», «позже перезвоню». Я чувствовала — что-то нечисто. Материнская интуиция редко ошибается.
Прошло два года. Степан звонил раз в три месяца, сообщения приходили реже. Я поняла — у него появилась другая. Не спала ночами, представляла, как он в Хельсинки строит новую жизнь. Хотела даже притвориться больной, лишь бы вернуть. Но не пришлось — он сам объявил о возвращении. По голосу поняла: вестей хороших не будет.
Перед его приездом позвала маму. Она крепко обняла меня и сказала: «Варя, если признается в измене — не ведись. Скажи, что не веришь. Покажи, что лучше всех его знаешь и любишь. Воюй за своего мужика!» Эти слова стали моим щитом.
Когда Степан переступил порог, я едва дышала. Выглядел усталым, взгляд чужой. Не прошло и часа, как выдавил: «Хочу развестись. В Финляндии встретил женщину. Люблю её». Мир перевернулся, но я вспомнила мамин наказ. «Не верю», — твёрдо ответила. Он даже растерялся. «Как это не веришь?» — «Такой ответственный отец не бросит семью ради мимолётного увлечения», — парировала я.
Видно, попала в точку. Степан задумался, пробормотал что-то насчёт «поговорим позже» и ушёл. Первый бой был выигран. Я не устраивала истерик, не упрекала. Вместо этого вспоминала наши лучшие годы, говорила о планах на новую дачу, о том, как Светка мечтает поступить в МГУ. Водила его по памятным местам — в наш парк, в кафе, где первый раз целовались.
На заработанные им деньги съездили в Крым. Я окружила его заботой, как в первые годы брака. Постепенно лёд растаял. Он снова стал интересоваться делами дочери, засиживался за разговорами. Финский контракт остался не продлён.
Прошло почти два года. Мы купили участок под Ростовом, строим дом. Иногда ночью просыпаюсь и смотрю на спящего Степана — кажется, худшее позади. Только глубокая царапина на душе напоминает о той финке. Мама была права — за любовь нужно бороться. Но страх, что тень прошлого вернётся, до сих пор шепчет мне по ночам.
