С мужем можно развестись, а от детей не уйти!
— Проходи скорее! Сестра приехала! — окликнула Татьяна свою соседку Марину, едва та переступила порог их дома в Томске.
— Ольга? Неужели! Сколько лет не виделись! — ахнула Марина, ступая в тёплую кухню.
За столом сидела высокая женщина с усталым, но добрым лицом. Увидев подругу, Ольга вскочила и кинулась её обнимать. Они росли вместе, делили и смех, и горе, а теперь, спустя годы, встреча казалась возвращением в ту безмятежную пору.
— Надо выпить! Два года не виделись! — предложила Марина, и женщины, устроившись за столом, погрузились в беседу. У каждой была своя история, полная и радостей, и горя, что щедро преподносила им жизнь.
Ольга овдовела шесть лет назад. Её муж, Дмитрий, погиб в автокатастрофе вместе со своей любовницей. Целый год он вёл двойную жизнь, а Ольга не замечала. Она чувствовала, что между ними что-то не так, но ради детей — сына и дочери — изо всех сил держалась за брак. Они обожали отца, и она не решалась разрушить их мир.
Но авария всё перевернула. Дети, сражённые горем, долго не могли опомниться. Ольга, сама разбитая утратой, пыталась стать для них опорой, но боль разъедала семью изнутри.
— А мой Сергей — настоящий деспот! — вздохнула Марина, отхлебнув чая. — Прочитала где-то про абьюз — точь-в-точь он. Хорошо, что выставила его за порог, пока совсем не распоясался.
— Мужья — ладно, — горько усмехнулась Ольга. — С ними можно развестись. А вот дети… От детей не скроешься. После смерти Дмитрия мои совсем отбились от рук. Мы все горевали, но сын… Он начал обвинять меня во всём. Уверял, что это из-за наших ссор отец ушёл к другой. Мол, не выдержал давления, вот и разбился. А теперь он меня ненавидит. Сказал, что лучше бы я умерла вместо отца. Представляешь, Марина? Лучше бы я…
Она замолчала, голос её задрожал, а глаза наполнились слезами. Марина и Татьяна сидели, не зная, что сказать. Ольга, собравшись, продолжила:
— Он стал настоящим тираном. Ему всего 19, а я его боюсь. Он не просто кричит — он бьёт. Я терплю, потому что… что мне делать? Заявление на родного сына писать? Он и сестру мою гнобит, ведь она за меня заступается. На днях он так разъярился, что толкнул её головой об стол — за то, что мы вместе гуляли. Потом, правда, извинился, но на следующий день история повторилась. Надеюсь, армия его исправит. Мы с дочкой сбежали сюда, чтобы хоть немного передохнуть от его деспотизма.
Марина смотрела на подругу, и сердце у неё сжималось от боли. Она понимала, как тяжело Ольге, но не находила слов утешения. Татьяна, сестра Ольги, молча мяла в руках салфетку. Глаза её тоже блестели от слёз.
— Знаешь, — продолжила Ольга, — я всё думаю: где я ошиблась? Хотела быть хорошей матерью, а сын видит во мне врага. Он винит меня за всё, что пошло не так в его жизни. А я… я просто не знаю, как жить дальше.
— Это невыносимо, — прошептала Марина. — Как можно так с матерью?! Он должен понять, что ты ни в чём не виновата!
— Он не хочет понимать, — покачала головой Ольга. — Ему легче ненавидеть. А я боюсь, что он разрушит не только мою жизнь, но и сестры. Она ведь терпит его выходки ради меня.
Татьяна подняла глаза:
— Оль, я не жалею, что за тебя заступаюсь. Он твой сын, но так нельзя. Надо что-то делать. Может, поговорить с ним? Или к психологу сводить?
— Психолог? — горько усмехнулась Ольга. — Он даже слушать не станет. Утверждает, что я сама во всём виновата, и точка.
Тишина на кухне стала тяжёлой, как предгрозовая мгла. Каждая из женщин чувствовала боль другой, но никто не знал, как её облегчить. Марина, пытаясь разрядить обстановку, подняла чашку:
— Девочки, давайте выпьем… за нас. За то, чтобы хватило сил жить, несмотря на мужей и детей, что разбивают нам сердце.
Ольга и Татьяна слабо улыбнулись, но в их глазах стояли слёзы. Они чокнулись, но радости в этом тосте не было. Ольга смотрела в окно, где сгущались сумерки, и думала о сыне. Она всё ещё любила его, несмотря на всю боль. Но в глубине души боялась, что эта любовь станет её проклятием.
