Я ухожу, Антон… Скажу честно — я полюбила другого. С ним я снова чувствую себя желанной и счастливой: Как мужчина обрёл покой после ухода жены
Антон медленно ехал по разбитой просёлочной дороге, петляющей между берёзовыми рощами, где каждый пенёк напоминал о его детстве. Он не появлялся здесь лет пятнадцать — с тех пор, как умерли родители. Всё некогда было — стройки, подряды, контракты, переговоры. Он вкалывал, зарабатывал, карабкался вверх по карьерной лестнице. Но сейчас наконец был свободен. Впервые за долгие годы. И это ощущение — будто первый глоток кваса после долгой жажды.
Машина подскакивала на ухабах, колёса шуршали по мокрой после дождя обочине, заросшей подорожником и мать-и-мачехой. Вдруг дорогу перебежал лис — мелькнул рыжим хвостом и скрылся в кустах. Антон остановился, вышел, вдохнул терпкий воздух с запахом прелой листвы и посмотрел на багровый закат. Казалось, сам лес замер, давая ему время понять: начинается новая жизнь.
За плечами — тридцать два года брака с Алёной. Он встретил её, когда ей было всего девятнадцать — яркую, весёлую, с искорками в глазах. Любил без памяти, носил на руках, строил для неё дом в Подмосковье, возил на отдых в Сочи, ворочал миллионными сделками — всё ради семьи. Но когда дети выросли, а он пропадал на объектах, Алёна заскучала. Сначала просто задерживалась с подругами, потом перестала приходить ночевать…
Сначала Антон отмахивался от пересудов. Друзья осторожно намекали, но он не верил. Пока однажды Алёна не сказала прямо:
— Всё, Антон… Я ухожу. Он другой — моложе, беззаботный, и с ним я чувствую себя снова девчонкой. Прости, но я не могу больше притворяться.
Она не просила прощения, не оправдывалась. И он не удерживал. Оставил ей квартиру в Москве, не стал делить бизнес, не подал в суд. Хотел сохранить лицо, не превращая бывшую любовь в грязь.
Компанию он сохранил, но перебрался из столицы в деревню, в тот самый дом, что когда-то строил для отца с матерью. Там, где тишина была настоящей. Изба стояла на окраине, окружённая вековыми елями, и пахла смолой и свежим хлебом. Здесь не было пафоса, показухи — только земля, небо да память.
Поначалу было пусто. Бывшие партнёры звонили всё реже, Москва казалась другой вселенной. Но постепенно началось возвращение к самому себе. Утренние чаепития на крылечке, рыбалка на заросшем карасями пруду, сбор опят в сентябрьском лесу, треск дров в печи — всё это затягивало душевные раны. Алёна стала просто смутным воспоминанием, как старая песня из юности.
А потом, на деревенском погосте, куда он пришёл поклониться родным могилам, Антон увидел пса. Тощего, с седой мордой и потухшим взглядом.
— Это Барс, — пояснил местный дед. — Был у Аграфены Михайловны, да вот она померла. С тех пор от её креста не отходит. Ждёт…
Антон присел рядом.
— Ну что, Барсик, пойдём ко мне?
Пёс не сразу, но поднялся. И пошёл. С тех пор они не расставались. Старушки на лавочках шептались:
— Видать, душа у Антона чистая. Раз пёс к нему прибился — значит, человек хороший.
Зимой они вдвоём расчищали двор — он лопатой, Барс — путаясь под ногами и радостно лая. Скоро должна была приехать внучка — сын обещал навестить с семьёй. Антон развесил на ёлке игрушки, достал старые санки. Барс будет носиться с ребятнёй, а в избе снова зазвучит смех.
Он глядел на заснеженное поле, где первые лучи солнца пробивались сквозь туман, и впервые за много лет чувствовал не горечь, а тихую, светлую радость. Он не мечтал о новых романах, не жаждал мести, не строил грандиозных планов. Он просто жил. В своём доме. Со своим псом. В своей деревне. И понимал — всё идёт так, как должно.
Иногда счастье приходит тогда, когда перестаёшь за ним гнаться.
