«Мы не можем больше здесь оставаться, сынок. Возвращаемся в свою деревню. Нет у нас больше сил» — так сказали родители, променяв городской комфорт на родные места.
— Твои предки совсем с катушек слетели, Иван? Да любой бы убился за такое! Пятикомнатная хрущевка, еда в холодильнике, все удобства рядом. А им вечно что-то не нравится! — с досадой выпалила Марина, моя жена.
— Полегче, Маринка, — мрачно ответил я.
— Да что тут смягчать? Они даже микроволновку освоить не могут, на улицу не выходят, вечно ноют. Почему нельзя просто сказать спасибо за все, что у них есть?
Я молчал. Сам не понимал, что происходит. Родители будто подменились. Раньше бодрые, с огоньком в глазах — теперь ходят как привидения по чужой квартире. Я вытащил их из глухого села, обустроил в городе, купил все, что нужно — и что в ответ? Только грусть и молчание. Неужели я ошибся?
Переезд они откладывали долго. Я уговаривал, сулил райскую жизнь. Родители не продавали избу — да и зачем, если у меня хватало денег. В итоге перебрались, но сердцем так и остались там, среди старых берез, где ветер шепчет что-то свое.
Григорий и Полина так и не приняли новую жизнь. Им не хватало шумного села, соседей, заходящих «просто так», своих грядок, запаха свежескошенной травы. А здесь — чужие люди, железные двери на замке, вечный гул машин. Даже машину, которую я подарил отцу, он боялся заводить — слишком много дорог, знаков, незнакомых поворотов.
— Как там наш огород? — вздыхала Полина. — Наверное, картошка уже поспела… А я так и не закрыла кабачковую икру в этом году.
— Перестань, сердце ноет… — шептал Григорий, смахивая слезу. — Каждую ночь снится дом. Все родное. А тут… тут мы словно в клетке.
— Мы не хотели тебя огорчить, Ваня. Понимаем, ты стараешься… Но это не наше. Не можем мы здесь.
— А ты когда последний раз был у нас? — спросил Григорий. — Через дорогу, а зайти времени нет. А твоя Марина только глаза закатывает, когда я ей про теплицы рассказываю…
В этот момент я вошел с продуктами, смотрел на их усталые лица, на руки, привыкшие к земле, а не к кнопкам лифта. И все стало ясно.
— Мама, папа, что случилось?
— Сынок… мы уезжаем, — тихо сказал отец. — Нам тяжело тут. Мы чужие. Там наш дом, огород, береза у крыльца. Здесь хорошо, удобно… но не по сердцу.
Я молчал. Не понимал — как можно бросить все, что я для них сделал? Но спорить не стал.
— Хорошо. Через неделю помогу собраться. Ваше решение — я принимаю.
— А завтра? — робко спросила мать. — Может, завтра?
— Завтра так завтар, — кивнул я.
До конца я их так и не понял. Мне в деревне было душно, а им, выходит, без нее нечем дышать. Разве дом — это стены и комфорт? Или все же — где твое сердце осталось?
Григорий и Полина в тот же вечер будто ожили. Собирали вещи, смеялись, планировали, какие цветы посадят у крыльца. Ночью пили чай и вспоминали былое, словно молодожены.
Тогда я осознал: любовь — это не квартиры и техника. Это право родителей быть там, где их душа поет. Потому что дом — не место на карте. Дом — где тебя ждут.
